– Он главный инженер на заводе.
– Вот, пожалуйста, или главный или начальник, а я про что толкую?
– Да нет, он снаряды делает для фронта.
– Ну, это другое дело. Так что ежели мой зобижать будет, ты мне скажи.
Все, что можно было перешить нам, мама перешила вручную, готовить было нечего. И мама отправилась на поиски работы. Чертежницами никто не интересовался, портних тоже не требовалось. Наконец, маме удалось устроиться в какую-то артель, которая выпускала мягкие игрушки. Это они только назывались мягкими. На самом деле они были такими твердыми и тяжелыми, что ими можно было гвозди забивать. Артель делала зайцев и медвежат из лоскутов – отходов портняжного промысла. Мама в помещении артели резала материю по выкройкам, сшивала на машинке, пришивала пуговицы вместо глаз и приносила домой. Нам занесли мешок тырсы с какой-то лесопилки и выдали маме инструмент без названия очень похожий на отвертку, только без расплющенного конца. Мы его прозвали «тычкой». В оставленное отверстие сшитого зайца или медведя засыпали тырсу, периодически разравнивая тычкой, после чего дырку зашивали. В этом процессе принимало активное участие все наше семейство.
Маме положили какую-то мизерную зарплату, но она на нашем бюджете не очень отразилась. Главное было не в этом. Главное было в том, что в этой артели была бесплатная столовая, где раз в день давали затируху – суп с серой мукой. Мама там не ела. Зато я ежедневно приходил в эту столовую с кастрюлькой в авоське и сердобольная повариха наливала в нее, конечно же, больше чем одну тарелку. Жизнь стала веселее. Но зима 42-го была очень тревожной. Мы бегали несколько раз в день на улицу слушать радио-колокол, висевший на столбе у перекрестка и с надеждой обсуждали последние известия. Начинался Сталинград – появилась надежда.
К майским праздникам все мы уже воспрянули духом. Уже голод казался не таким сильным и танькина комната не такой противной, да и сама Танька стала меньше ворчать. На майские праздники Вовку напоили водкой. Он ходил по двору шатаясь, хвастался выпитым, имитировал пьяного. Потом ему стало плохо. Я позвал Катю и сказал, что Вовка лежит во дворе около сортира и не может двинуться. На нее это не произвело впечатления.
– Хрен с ним. Проспится-придет. Хочешь водки дам заради праздника? У меня хорошая водка, из патоки.
– Нет, не надо, – испугался я, – я не специалист по этому делу.
– А какой же ты специалист?
– Я больше по зайцам да медведям.
– Чего, чего? – не поняла она. – Да ладно, зайди с чашкой – патоки для чая дам.
Патока оказалась удивительно сладкой и вкусной. Я не понимал, зачем из такого вкусного продукта нужно делать горькую и противную водку.
После майских праздников произошло удивительное событие. Во дворе к маме подошла наша соседка Дуся. Ее домик примыкал к домику нашей Тани. Она работала в госпитале медсестрой. Ходила всегда в черном как монашка и была тише всех в нашем дворе.
– Послушай, соседка, – сказала она маме, – вам же у Таньки тесно и неудобно. Переезжайте ко мне. Мой Василий, которого я выходила в госпитале и поселила у себя, оказался сволочью и женатым мужиком. Он поехал к своей жене на Урал. А у меня, все-таки, две комнаты. Одна, хоть и маленькая совсем, но все-таки отдельная.
– Спасибо, – ответила мама, – но у нас на нее денег не хватит.
– Да знаю я, что у вас денег нет. Я не возьму с вас больше, чем Танька.
На следующий день начался переезд. Собственно, переносить нам особенно было нечего. Единственной крупной вещью, которой мы обзавелись, была раскладушка. Возмущенная Танька напутствовала нас:
– Ну и катитесь к едрене фене! Скатертью дорога! Воздух чище будет! Без вас хоть поживу как хочу. А то понаехали тут – никакого житья нет.
Мы не вступали в дискуссию. У нас начиналась райская жизнь. Во-первых, была своя комната, хоть очень маленькая, отделенная занавеской, а не дверью, хоть ходить приходилось через Дусину, но все же своя. Во-вторых, у Дуси было электричество. Под потолком висела лампочка с ситцевым абажурчиком. Я мог делать уроки, не зажигая коптилки. В третьих, у нее на стенке висела тарелка-репродуктор. Она хоть иногда и хрипела, но я приспособился ее подкручивать, и уже не нужно было бегать на улицу слушать сводку (а сводки сейчас пошли самые интересные). В четвертых, у нее был такой удивительный прибор – керогаз, его еще называли грец. Хоть керосин был дорогим и не всегда бывал, но когда очень нужна была горячая вода, Дуся разрешала нам его зажигать. Все это для меня было невиданным комфортом В общем, жизнь налаживалась.