— Что это с моим плечом? — спросил я.
— Тебя сшибло такси, и ты поранил себе плечо.
— Какое такси? Стрела!
— Да нет же. Такси. Я вытащила тебя из сточной канавы.
Я провел рукой по волосам. Тут я заметил новые странности.
— Ты одета по-европейски, — сказал я.
— Ну так что же? Нельзя же все время заниматься любовью.
— Но все-таки ты та женщина, которую я люблю?
— Можешь не сомневаться в этом.
Я напряг свою бедную, помраченную память.
— Я спас тебя, когда ты тонула?
— Да, в Гудзоне.
— В Гудзоне? С каким трудом я вытащил тебя из воды!.. Но ты стоила этого.
— Бедняжка, ты все перепутал! — И она поцеловала мне руку с какой-то покровительственной нежностью, как делала это уже тысячи раз.
Я с удивлением оглядывался по сторонам.
— Как странно! На потолок падает свет из окна! А раньше тут была известковая скала. А вон те серые утесы за окном, — высокие серые утесы — не что иное, как огромные здания.
Я обратил внимание на странный аромат.
— Где-то здесь… — сказал я и оглядел комнату. На подоконнике стояли три цветочных горшка, и я знал, что в них вербена.
Я встал на ноги, и она меня поддерживала, так как ноги у меня подкашивались. Мы подошли к окну, и я увидел картину одновременно и чуждую и знакомую. Над рекой, изборожденной множеством быстро снующих судов, вздымались к небу величавые громады Нью-Йорка, странно воздушные в ласковом, теплом предвечернем свете. Обняв меня рукой за плечи, Ровена поддерживала меня, пока я смотрел из окна.
— Неужели я бредил? — спросил я. — Неужели все это мне приснилось?
Она ничего не ответила, только еще крепче меня обняла.
— Это Нью-Йорк. Ну конечно это Нью-Йорк!
— Вон там Бруклинский мост.
— Так это не остров Рэмполь?
Она молча покачала головой.
— Это мой цивилизованный мир?
— О любимый! — прошептала она.
— Так, значит, остров Рэмполь, это варварство и эти жестокие безнадежно тупые дикари — все было сном, фантастическим сном!
Она заплакала. Быть может, она плакала, радуясь, что я очнулся от мучительного бреда.
2. Объяснение доктора Минчита
Легкая дымка сомнений заволакивала в первые минуты после пробуждения ослепительное сияние вновь обретенного мною мира. Я отвернулся от окна, так как мне было трудно стоять. Она помогла мне сесть в небольшое кресло, у которого, как я почувствовал, не хватало одного колесика.
— Все эти ужасы, война, зверства, Ардам — все мне только приснилось?
Ровена не ответила. Отвернувшись от меня, она смотрела на дверь. Послышался стук, которого она, по-видимому, ожидала.
— Войдите! — крикнула она, и на пороге появился мужчина с широким загорелым лицом, очень похожий на прорицателя Чита, но только чисто вымытого и причесанного на бруклинский лад. Он остановился в дверях, внимательно глядя на нас. Это был Чит — и в то же время не Чит! Я знал, что сейчас услышу знакомый глуховатый басок Чита.
Ровена обратилась к нему с сияющим видом:
— Ему гораздо лучше. Теперь мы уже не в пещере. Представьте себе! Сейчас он смотрел в окно! Он узнал Нью-Йорк!
Посетитель, широкоплечий и коренастый мужчина, приблизился и испытующе посмотрел на меня глазами Чита.
— Вы находитесь в Бруклине!
— Я нахожусь в некоторой неуверенности…
— А вы знаете, кто я такой?
— Я называл вас Читом.
— Сокращенное Минчит. Доктор Алоиз Минчит, к вашим услугам!
Он подошел к окну и остановился, глядя на реку. Говорил он со мной через плечо, не глядя мне в лицо, словно опасаясь смутить меня.
— Сколько раз я вам говорил, что это — реальный мир! И сколько раз вы мне отвечали, что это остров Рэмполь! Признаюсь, я потерял всякую надежду. И вот эта молодая леди сделала то, чего не могли добиться ни я, ни другие нью-йоркские психиатры. Выбрав момент, когда вы бродили в одиночестве по высокому берегу Гудзона, над Палисадами, она бросилась в реку, после чего к вам вернулось сознание. И вот вы оба здесь, осмелюсь сказать, в полном туалете и в здравом уме!
При этих словах он улыбнулся, глядя на Ровену, а затем посмотрел мне прямо в лицо.
— Итак? — проговорил он, пытаясь мне помочь. Он присел на край стола с видом человека, у которого свободного времени хоть отбавляй.
— Простите, если я буду говорить бессвязно, — начал я медленно, взвешивая каждое слово. — Я, право, не знаю, как я попал сюда. Я хотел бы знать, каким образом я очутился здесь и вот смотрю из окна на остров Манхэттен, — ведь я думал, что нахожусь далеко от цивилизованного мира, совсем на другом острове, у берегов Южной Америки. Порой моя безудержная фантазия выкидывает невероятные шутки. Что это еще за новая шутка?