Жан. Да, прошу вас! (Наполняет Нине бокал.)
Маткович (отбирает у него бутылку и отдает официанту). Продолжайте!
Официант наполняет бокалы.
Послевоенный господин (после того как официант наполнил его бокал, вырывает у него бутылку и смотрит марку). Браво, «Мум»! Настоящий «Мум»! Представьте, господа, кордон руж, здесь, на периферии, три километра от центра! «Мум» – на периферии! Кто бы мог ожидать! (Поднимает бокал.) Господа, разве это знаменательное явление не заставляет вас задуматься. Ведь из этого факта, господа, можно сделать далеко идущий вывод: «О человек, зачем ты ищешь в центре то, что ты всегда можешь найти на периферии!»
Общий смех.
Госпож: а, которая летала на высоте 3200 метров. Кажется, вы не очень преуспели в философии.
Послевоенный господин. Но я же не закончил мысль.
Госпожа, которая летала на высоте 3200 метров. Ах, оставьте вы, ради бога, эту философию! Она вам так не идет.
Господин советник без репутации. И вообще, философствование ночью, во-первых, несносно, а во-вторых, на заре эти мысли уже улетучиваются.
Послевоенный господин (поднимается). И все ж, господа, шампанское нельзя пить без тостов. Ведь если слово «Мум», кордон руж, перевести на наш язык, это означает «вдохновенье».
Председатель клуба. Но вы уже говорили это на банкете!
Послевоенный господин. То было совсем другое: другое место, другая марка шампанского, другая атмосфера. А здесь, в этой атмосфере, я еще не говорил. И ведь вы позволите мне, господа и дамы, поднять этот бокал и от имени всех вас поздравить господина Тодоровича…
Много голосов. Живео! Живео!
Послевоенный господин. Как вам уже известно, господа и дамы, мы с вами сегодня присутствовали на банкете по поводу награждения господина Тодоровича. Благородную грудь господина Тодоровича отныне украшает, как вы видите, великий орден святого Таутланда первой степени, которым республика Лаура наградила его.
Господин без совести. Наоборот! Орден святой Лауры, а республика Таутланд.
Госпожа копия с Венеры. Интересно, знает ли кто-нибудь, где находится эта республика?
Господин без совести. Все государства, которых нет в географических справочниках, расположены в Тихом океане.
Послевоенный господин. Господа, ведь речь идет не о государстве, речь идет о награде, которую нагл уважаемый гражданин и общий друг господин Тодорович заслужил и как великий гражданин, и как благородный благодетель, и как национальный деятель. И поэтому, господа и дамы, я предлагаю тост за республику Таутланд…
Господин без совести. Да оставьте вы в покое этот Таутланд!
Послевоенный господин. Ну, хорошо, оставим Таутланд в покое. От вашего имени, господа, я поздравляю господина Тодоровича и провозглашаю: живео! Живео!
Все подхватывают крик, чокаются с Жаном. Музыка играет что-то бравурное.
Господин, ожидающий богатое наследство. Тише, господин Тодорович хочет поблагодарить.
Все. Просим! Просим!
Жан (встает). Сию минуточку! Господа, для меня это такое торжество, я никогда не думал. Я не знаю, за что они дали мне этот орден, может, они узнали, что я собираюсь построить церковь в Путинцах, но все равно, для меня такая честь, и я прошу… я могу сказать… нет, господа, я ничего больше не могу сказать. (Садится.)
Все. Живео! Живео!
Послевоенный господин. Дорогой господин Тодорович, исполните еще одно мое желание.
Жан. Пожалуйста!
Послевоенный господин. Давайте выпьем за побратимство.
Жан. А почему нет? Пожалуйста!
Послевоенный господин. Официант! Наполни нам бокалы. (Поднимает бокал.) Отныне во имя божье, дорогой Йован, мы с тобой побратимы. И нет на свете силы, которая смогла бы нас разъединить. Живео! (Пьют, скрестив руки, затем трижды целуются. Музыканты играют туш.)
Все (поют). Живео! Живео! Живео! Многие лета!
Господин советник без репутации. А вы не находите, господа, что господин Маткович очень молчалив сегодня? У него, видимо, плохое настроение.
Госпожа советница с репутацией. Я еще на банкете заметила это, но не хотела говорить, потому что в каждом моем замечании господин Маткович видит желание навредить кому-то.
Послевоенный господин. Господин Маткович даже не выпил бокала после моего тоста.
Маткович. Бог мой, неужели мое плохое настроение так заметно? Я действительно опечален и озабочен, но, как сказал один поэт: «Заботы лучше всего утопить в вине»! (Поднимает бокал.)
Послевоенный господин. Правильно! Браво! Живео! (Чокается с Жаном.) Твое здоровье, побратим!
Госпожа советница с репутацией. Послушаем и ваш тост.
Послевоеннный господин. Да, да, послушаем и ваш тост.
Все. Слушаем! Слушаем!
Маткович. Вы думаете, и я должен говорить?
Господин советник без репутации. Обязательно!
Председатель клуба. Мы уже провозглашали официальные тосты на банкете, а вам оставили возможность произнести здесь, в интимном кругу, один интимный тост.
Маткович. Хорошо. Пусть будет по-вашему, но только не забудьте, господа, вы сами изъявили желание меня слушать.
Председатель клуба. Зачем вам понадобилась такая оговорка?
Маткович. А затем, что мой тост, вероятно, не очень вам понравится.
Все. Просим! Просим!
Маткович (поднимается, взяв бокал, отходит от стола и останавливается возле отдельно стоящего стула). Господа и дамы! Хотя кто-то только что говорил здесь, что полночная философия несносна, что туманные мысли, высказанные ночью, очень быстро улетучиваются на заре, но иногда, господа, обстоятельства все же вынуждают человека задуматься над превратностями и причудами судьбы.
Госпожа, которая летала на высоте 3200 метров. О, это уж что-то слишком серьезно!
Послевоенный господин. Как тот профессор: цивилизация, рампа, этика…
Маткович. Может быть, вы и правы. Но разве плохо, находясь в хорошем настроении, поговорить иногда и серьезно. Только позвольте мне сначала избавиться от нежелательных слушателей. Господин председатель сказал, что я должен произнести тост в интимном кругу. Следовательно, тот, кто не принадлежит к этому кругу, не должен его слышать…
Господин советник без репутации. Совершенно справедливо! И очень уместно.
Маткович. Маришка, я хотел бы, чтобы вы и ваш помощник посмотрели, что делается в кафе.
Маришка. Пожалуйста, пожалуйста! (Подзывает официанта и вместе с ним уходит.)
Госпожа советница с репутацией. А разве Маришка не принадлежит к интимному кругу?
Маткович. Думаю, что нет. (Подходит к возвышению и расплачивается с музыкантами.)
Музыканты собирают свои инструменты.
Господин без совести. За каким дьяволом вам понадобились все эти приготовления? Вы ведь не комедию собираетесь разыгрывать?
Председатель клуба. Уж не готовится ли здесь какой-нибудь заговор?
Маткович. Терпение, господа! Я продолжаю… Прежде всего мне хотелось бы вам напомнить, что в мире нет ничего изменчивее и удивительнее, чем счастье. Счастье, как таинственная незнакомка, очаровывает вас своей многообещающей улыбкой и зовет в свои нежные объятья, но в самый последний момент оно может задушить вас в своих неясных объятьях… Счастье, как бешеная волна в бушующем океане жизни. Оно поднимает со дна на поверхность мелкие песчинки и бросает на дно огромные пловучие города.
Послевоенный господин. Это уж похоже на церковную проповедь!