Меня больше всего волновало то, что в этом огромном потоке людей до сих пор не появлялись Батлеры. Дориан смотрел на меня испытующе, когда «знакомые лица» для него закончились, а я всё продолжала всматриваться в гостей. Он перестал поедать меня глазами, только когда к красной ковровой дорожке подъехал белый лимузин — до этого были в основном лишь чёрные. Я напряглась: это вполне могли быть и мои злосчастные родственники. Уверена, что Дориан подумал о том же…, но вместо ожидаемых гостей из авто вылез жилистый мужчина с неприятным стеклянным лицом и сухими глазами. Утомлённо, медленно он пошёл первым, что-то раздражённо фыркнув кому-то позади себя, оставшемуся в салоне. И только потом за ним, еле поспевая, вышла девушка с идеальной гладкой причёской и такой же потрясающей кожей. Изумительное платье, ткань которого плотно прилегала к её телу, выглядело на ней не вульгарно, а соблазнительно. Оно было первым, — за исключением «знакомых лиц», — которое не напоминало мне павлинье одеяние, несмотря на цвет: такой сияющий золотой. Девушка пыталась выглядеть счастливой, но у неё это выходило неестественно. На лице были видны только её губы и кончик носика — что смотрелось чертовски выгодно для того, кто желал бы скрыть свои эмоции. Я не удержалась от вопроса к Дориану:
— А это кто?
— Это Гленн Джонатан Рид, публицист, друг и партнёр моего отца. Девушка — его единственная дочь, Кэтрин.
— Она очень красивая, — тихо сказала я, — Но выглядит не слишком счастливой.
— Почти все девушки этого круга печальны, пока ты с ними не заговоришь. Едва ты обращаешься к ним — появляется искусственная улыбка, и ты понимаешь, что в такой кукле изюминки не существует. Не существует ничего, кроме хорошего тона и красоты, — он ухмыльнулся, — Однако большинство берут в жёны именно таких партнёрш, чтобы потом спокойно «ходить налево».
— Ты знаком с ней лично?
— Я был знаком, — раздался голос за нашими спинами, Марсель шёл к нам с бокалом виски. Дориан рассмеялся.
— Марсель, а разве есть девушки, с которыми ты не знаком? — спросил его брат. Он изогнул губы в косой ухмылке.
— Сомневаюсь. А насчёт конкретной, если помнишь, нас знакомили ещё пару лет назад, когда папа выкупал у Гленна территорию под ранчо у залива за городом. Она была тогда ещё такой рыжей, даже с веснушками… Ну?
— А, да. Очень смешная, —
Дориан рассмеялся. С улыбкой он посмотрел на меня, пока я выгибала бровь, следя, как он предаётся воспоминаниям.
«Ты мой, чёрт возьми!»
— Лили, всё хорошо? — спросил он, хмурясь.
— Замечательно, — сквозь зубы пробуравила я, взяв бокал у Марселя, и сделала крупный глоток под хохот братьев Греев.
— Лили, не ревнуй! — протянул Марсель, — Мы тогда только и делали, что шутили над ней. И то, только я и шутил! Дориан просто гоготал, как сейчас!
— Малышка, — проговорил мой высокий, широко улыбающийся кавалер и забрав из моих рук ядерный напиток, передал его Марселю. Руки Дориана легли на мои плечи, когда он прошептал, склонившись к моему лицу:
— Не думай даже ревновать. Для меня есть только ты. Навсегда. А всё, что в прошлом, то в прошлом, — Дориан потёрся носом о мой. Я судорожно выдохнула.
— Мне трудно себя контролировать, когда другая вызывает на вашем лице улыбку и смех, мистер Грей.
— Тебе можно себя не контролировать. Только ты вызываешь во мне любовь, — моё сердце забилось ещё чаще. Марсель тактично кашлянул, допив остаток виски:
— Дальше «18+»? Тогда я пошёл, — рассмеялся он, пока я только и делала, что считала вдохи и выдохи Дориана, участившиеся и обжигающие моё лицо.
Когда Марсель внезапно перестал смеяться, то всю расслабленность между нами будто сняло рукой. Мы с Дорианом, не сговариваясь, оглянулись на него и проследили взгляд серых глаз: из громадного высокого автомобиля едко красного цвета выходили Батлеры в чёрных костюмах и таких же масках из кожи, которые практически полностью скрывали их лица, оставив место только для ртов, скалящихся изо всех своих возможных сил.
Эндрю Батлер быстро шёл по дорожке, а вот Шон, напротив, вальяжно и раскидисто перебирал ногами. Когда он остановился, чтобы фотографы успели запечатлеть его, я буквально чувствовала, насколько напряглись мужчины, стоящие по обе стороны от меня. Шон Батлер оторвал взгляд от толпы окруживших его зевак, репортёров и фотографов, направив его прямиком на балкон. Его рот растянулся в ядовитой ухмылке. Моментально вспомнив, что Арбаль говорил мне о нём, я почувствовала, как тошнота подкатила к горлу и сделала сразу несколько шагов назад, чтобы раствориться в тени, что отбрасывала крыша, на которую изливало свои последние лучи пьянеющее в закатном блеске солнце.
— Лили, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Дориан, тут же подойдя ко мне. Марсель стоял, как изваяние, не сводя с Шона Батлера взгляда. Насколько я знала, он был в курсе всего и в сердцах не раз произносил, что его ненавидит.
— Да, да, в полном порядке, Дориан, — сглотнула я волнение, — Не беспокойся. Я хочу поговорить с ними, — я крепко стиснула руку своего любимого, — Чем быстрее, тем лучше.
— Не торопись, — сказал Марсель, подойдя к нам, — Вам нужно всё согласовать с Кристианом и Арбалем. Самовольничать тут самое дурное, что может прийти в голову. Давайте спустимся вниз.
Марсель кивнул Дориану. Мне казалось, что у них была телепатическая способность разговаривать одними глазами. Взяв меня под руку, как можно бережнее, Дориан повёл меня вниз за столик накрытый на шестерых: за ним уместились я с Дорианом, Марсель с Эдмой и Айрин с Теодором. Вечер на сцене начали трио мужчин-саксофонистов в компании с пышной мулаткой, обладающей редким тембром, напоминающим голос Билли Холидей. Все взгляды направлены на сцену, хоть изредка и были слышны перешёптывания.
Я вздрогнула, когда почувствовала прикосновения прохладных пальцев Дориана, которые скользили кончиками по моей ладони, пышущей жаром в ответ на ласку, вверх. Он медленно сплёл наши пальцы и крепко, до хруста сжал. Я судорожно выдохнула и когда повернулась к нему, тут же прижалась губами к губам. Это было так неожиданно, что я ещё с секунд пять смотрела на его в неиссякаемом блаженстве закрытые веки. Когда он чуть отпрянул от меня, я шумно выдохнула и прижалась к его губам сама. Я чувствовала, как он улыбался, от этого тепло разливалось по животу, такое обволакивающее и тягучее. Наши руки сжались крепче, как и сердца от трепета. Он прохрипел мне в губы:
— Лили, я умру, но ты будешь счастлива.
— Это невозможно, если ты умрёшь, — дрожь прошла вдоль тела. Сжав его руку крепче, я чуть ли не прорычала сиплым голосом, — Дориан, я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя. Я так люблю тебя…
— Знаю, — его вдох коснулся сердца, — Знаю, малышка. Я просто не могу даже допустить мысль о том, что ты пострадаешь.
— Этого не будет. Пожалуйста, верь мне. Пожалуйста, — я уткнулась лбом в его.
Мы так и сидели. Я вспоминала всё, что мы в эти дни пережили. Как он таскал меня по всему дому на спине, пока я, как обезьянка, обвивала его руками и ногами. Как усадил меня на широкий подоконник, встал между моих ног, сравняв наши лица и грубо поцеловал, прижимая к стеклу. То, как нежно он гладил меня по волосам, пока я лежала на его коленях на диване. То, как будил меня поцелуями по утрам, такими невесомыми, скользящими и неуловимыми, как маленькие рыбки. Я смотрела в его глаза и видела только одно — счастье.
Только когда музыка закончилась, и кругом раздались аплодисменты, на сцену вышел красивый седовласый мужчина в светлом костюме и с бокалом шампанского — мистер Кристиан Грей. Услужливый конферансье поправил микрофон будущего оратора. Кристиан не спешил — с видом короля он очертил взглядом всех пришедших, затем вполголоса поздоровался со всеми.
— Добрый вечер, — раздался рокот аплодисментов. Кристиан с одобрительной улыбкой отпрянул от микрофона и сделал небольшой глоток шампанского, слушая неумолкающие хлопки ладоней. Делал он это недолго — ждать не любил, как мне уже удалось понять.
— Дорогие друзья! Я приветствую вас на ежегодном событии, которое перекочевало с начала июня на середину уже девятнадцать лет назад. Это почти четверть века. И мне почти восемьдесят. Не знаю, смогу ли я дожить до следующего года, — он рассмеялся под разные звуки, издаваемые залом, — Я говорю вам, потому, что правда не знаю. Всё знаю, а это нет. Но однако… Однако я рад, что у меня выросла здоровая, крепкая, любящая, достойная замена. Моя семья. Самое дорогое, что должно быть и есть у каждого нормального человека. Бизнесу — такой значительной части жизни, — отдано мной, моим сыном и внуком пятьдесят пять лет. В этом году — юбилей, — снова вспышки радости в зале, — Я считаю, что каждый выкладывался и продолжает выкладываться сполна. Но в этой империи не было бы смысла, она не прожила бы столько лет, если бы не люди. Люди, которых я искренне ценю, люблю и уважаю. Мои коллеги, партнёры. А главное — мои дети и внуки. У меня, немного-немало, их одиннадцать — от двух деток. Вы представляете, чтобы было, если бы я родил троих, четверых? — раздались одобрительные возгласы, смех и аплодисменты. Кристиан счастливо смеялся, — Страшно мне порою становится думать, что бы было… если бы в один весенний день ко мне в кабинет не ввалилась Анастейша Роуз Стил…