— Сукин сын Марсель и чёртов Стеф, — шипит он, наверняка видя их через моё плечо, сняв очки. Дрожащими, всё ещё шокированными, как и я сама, руками, я снимаю свои и оборачиваюсь на них. Эти два дебила катяшутся, вооружившись детскими водяными пистолетами. С враждебным рыком я налетаю на Марселя, как итальянский ураган «Катрина» и щипая под рёбра, хохоча на струи воды мне в лицо, всё же, отнимаю у него один пистолет и теперь уже он с досадными стонами, падая от напора этого хорошего пистолетика, садится предо мной на колени… Вздрагиваю, почувствовав холодную спину своей и чуть обернувшись, вижу улыбнувшегося Дориана рядом.
— Мы как Бонни и Клайд, — смеюсь я, Дориан хохочет, продолжая заливать лицо Стефана. С ужасом мы начинаем замечать, что наши запасы воды кончаются. — Что будем делать, босс? — уже нервно смеясь, спрашиваю я.
Злорадство читается на лицах этих великовозрастных детей — Стефана и Марселя, наших аппонентов. Их чёртовы пистолеты полные. Дориан, ничего не отвечая, хватает меня за талию под бочок и без предупреждения ныряет со мной в глубокий бассейн — слава Богу, я с визгом, но успеваю набрать хоть немного воздуха и сгруппироваться. Вынырнув, мы, хохоча, выплёвываем воду. Марсель разочарованно смотрит на нас, равно как и Стеф. Я смеюсь, обняв Дориана ногами за талию, а руками за шею. Господи, мне так хочется кричать, что я счастлива и продолжая сжимать одной рукой пистолет, другой — шею Дориана, я зацеловываю его лицо, а парням показываю язык. Дориан демонстрирует им свой длинный средний палец, широко улыбаясь.
— Мокрее нас вы уже не сделаете, — хохочет он. Я с причмокиванием целую его в щёку. Марсель и Стефан заговорщически улыбаются, переглянувшись. Я сначала пугаюсь, но потом вижу, куда направлен их взгляд… Бедняга Рэйчел уснула, читая — это то и ясно, если взять во внимание то, что мы не спали после самолёта.
— Чёрт, а с ней это жестоко, — шикнула я, закусив губу. Дориан так же пытался сдержать смех. Когда на неё обрушились буйные потоки капель, то стал слышан визг, очень смешной, а затем поток мата и книги с сланцами, летящих в Стефа и Марселя, которые тут же откинули пистолеты и стали нырять к нам в воду:
— ГРЁБАННЫЙ МАРСЕЛЬ!
— Почему сразу я? — хохотал он, то ныряя в воду, то выныривая. — Почему не Стефан?
— Потому что из твоего сучьего пистолета ты стрелял мне на лицо!
— Что поделать? — ржёт он. — Пора бы уже привыкнуть, я всегда на лицо.
— Ах ты, сволочь, — она ныряет, обрушивая на нас рой капель. Марсель делает всё, чтобы уплыть быстрее, с невероятным усердием перебирая руками и ногами. Но от судьбы и возмездия не уйдёшь. Оседлав его спину по обезьяньему, каратистка втирает кулаком в его темя. Мы с Дорианом хохочем, наши рты открыты в разрывающем нас счастье… Да, от судьбы не уйдёшь — как не убегай. И от счастья тоже, если оно так близко… Дориан целовал меня, и ещё, и снова, и слаще и глубже, и мне уже было жарко… И прекрасно.
Дориан
— Дориан, — хрипит она, извиваясь под моим телом и окидывая голову назад, а я только наращиваю темп, ударяясь лбом о её, смотря в глубокие карие глаза, фосфорическим блеском сияющие от страсти. Её купальник валяется где-то за пределами этой спальни и нам плевать, что это не наш дом, не наш город и не наша страна. Всё равно где, только с ней. Я чертовски влюблён в неё.
Я влип. Я полностью потерялся. Назад дороги больше нет, без неё — уже нет. Шумные вдохи и выдохи, она у меня в коже, под ней, внутри, под костью.
Всё, чего мне хочется:
— в неё;
— за ней;
— над ней;
— под ней;
— спереди;
— сзади;
— сбоку;
— здесь;
— и сейчас.
По всему телу бегут мурашки. Её ноги плотно сжимают мою талию, руки шею. Мои губы ловят её, кусают и целуют, хотят поглотить и съесть, хотят заставить её забыть даже её собственное имя. Есть такие минуты в жизни, когда ты полностью осознаёшь, для чего ты создан — и сейчас я чувствовал, что для неё и мне не хотелось, чтобы это прекращалось. Я давился дыханием. Весь я растворялся в ней и мне чертовски нравилось чувствовать её. Такую мокрую, горячую, так близко к моему телу. Такую желающую меня. Стонущую от меня. Всё её тело замерло, когда он кончила раз третий за эту ночь, и я даже испугался, что пульс под моим ухом, прижатым к её груди, замедлился. Я провел рукой по её щеке, соскользнул на шею, а затем на грудь, жёстко, дико стягивая. Всё в моём теле тряслось, как будто вкололи укол адреналина…. Я кончал внутрь неё, будто меня потрошили — весь, до конца, до самого последнего издыхания. Упав с ней рядом, я невидящим взглядом смотрел в потолок. Она протяжно простонала, проскулила что-то и положила свою горячую щёку мне на грудь, начав нежно поглаживать меня мягкими, влажными ладошками. Сознание медленно сходило на нет. Я тяжко сглотнул, закрыв глаза, и ушёл в мирный, тихий сон, лишённый всяких сновидений.
Проснулся я во тьме. Лили не было рядом. Это заставило меня вздрогнуть и сесть на постели, осматриваясь. Я протёр влажными от холодного пота руками лицо. Ноги были ватные, тело побаливало… Я надел на себя всё ещё влажные от прыжка в бассейн шорты и, выйдя из спальни в холл, ведомый какой-то магнетической силой, медленно спустился к заднему двору с громадным бассейном. Лунная дорожка лежала вдоль воды, рябь медленно играла бликами в лиловом свете. На электронных часах у бассейна было 3:20, а в воде голой сиреной всё дальше и дальше плыла Лили. Я неслышно вошёл в воду и как можно тише проплыл, периодически набирая полную грудь воздуха и проплывая под водой, чтобы быть ещё более незаметным. Только подплыв впритык к ней, я шепнул:
— Лили…
Она громко взвизгнула и первое, что сделала, так это оттолкнулась от воды ножками, ударив меня при этом под дых.
— О, блять, — шикнул я, смеясь.
— Дориан, ты ненормальный?! — завизжала она.
— Тише, тише, — я подплыл к ней ближе и прижал её к себе. — Ты абсолютно голая в этом бассейне. Ты не должна быть такой громкой и кого-нибудь разбудить, — она всё ещё шумно дышала.
— Как же ты напугал меня…
— Я люблю тебя, Лили. Что ты думаешь о моих словах? — прошептал я.
— Я думаю, что… я тоже тебя люблю, — она коснулась моих губ.
Я тихо засмеялся, смотря ей в глаза. Она широко улыбалась мне.
— Я не об этих словах, — шепчу. — Я о том, что… у тебя будет… моя семья?
Она часто моргала, смотря на меня. Её мокрая ладошка коснулась моей щеки, её глаза блестели от нахлынувших слёз.
— Ты — моя семья, Дориан. Ты мой дом.
Она с отчаянием прижалась к моим губам, неистово начав целовать их. Я понимал, что в этом мире не встречу никого, кто станет мне ещё ближе…
До самого рассвета мы занимались сладкой, медленной любовью. Сначала в бассейне, затем в постели, мы терзали друг друга нежностью без стыда, отдавая себя друг другу без остатка, каждую капельку. Я прекрасно знал, что мы созданы друг для друга, как море для рыб, небо для птиц, солнце для дня. Я растворял себя в ней. Я знал, что если я смогу окончательно набраться смелости, чтобы перевернуть к лучшему свою жизнь — она скажет мне «да», она не отступится. Это меня успокаивало и, вместе с тем, давало неизъяснимую, полную ясность и уверенность. И необузданную надежду. И счастье внутри.
Ближе к полудню мы проснулись в хорошем настроении, болтали о всяких пустяках, пока собирались в Диснейленд. Перед этим мы с ребятами решили пообедать в кафе «Де Флёр», после чего отправились в парк, где нас встретил Энсель. Марсель не был гомофобом, как таковым, но за руку никогда с ним не здоровался, насмехался, был едок. Вэндем был инфантилен, он плевал на общественное мнение. Во всей нашей компании ему была действительно приятна только Лили — очаровательная в удобном маленьком чёрном платье от Шанель.
Энсель стал нашей кредитной картой и путеводителем, моментально заменившим бывшие «договорённости» ребят о развлечениях вне очереди. В Париже его знали абсолютно все.
Лили была в полнейшем восторге от замка принцесс, я фотографировал её с героями и везде, где только можно. Мне, безусловно, очень нравилось исполнять её мечты… и я хотел это делать бесконечно.
Мы покатались на американских горках Rock’n’Roller Coaster avec Aerosmith, слушая визжания Стивена Тайлера и Лили. Мёртвые спирали были покруче нашего незапланированного стрит-рейсинга с Марселем, — и я был счастлив, что Лили это признала. Вместо четырёх часовой (в среднем для Диснейленда) очереди, мы протоптались двадцать минут до прихода Энселя, сообщившего нам о том, что мы можем грузиться.