Каждая жила в её теле — как провод, несущий заряд тока и заставляющий всё её тело пульсировать наслаждением и дрожать, желая большего. Она громко умоляет меня: «О, Мастер, пожалуйста», — плачуще стонет своим хриплым, сексуальным голосом. Она очень течёт, от неё жидкости больше, чем от вина, она слаще, чем вино, она пьянее его. Эти тёмные волосы отливают винным блеском. Эти карие глаза сами похожи на вишни. Эти соки — сладчайший нектар, напиток богов, я просто не могу остановиться, хоть боль в паху невыносимая, разрывающая, убийственная. Такая сильная, что хочется по-волчьи завыть и взять её… взять Лили по-собачьи, как однажды на пледе в гостиной. Как она тогда вспыхнула, зарделась от вина и буквально сама оседлала меня. Сейчас в её голове дурмана ещё больше, желание ещё жёстче, тело чувственнее, а значит удовольствие — будет воистину смертельное.
Когда вино перестаёт течь, я дрожащей рукой беру бутылку с её спины и повалившись на неё тяжестью своего разгорячённого тела, грубо хватаю её за подбородок и открываю большим пальцем рот, проскользнув в него. «Хочешь пить?» — звучит, как «хочешь меня?», когда я хриплю эти слова на её ухо. Она часто кивает, прикусывая мой палец. С смачным звуком я вытаскиваю его и вставляю горлышко бутылки в её рот, заставляя её сжимать кулаки от тех стараний, которые она предпринимает, чтобы сильнее прогнуться в спине. С мычанием она обхватывает пухлыми губками отверстие и получает долгожданные пару-тройку оставшихся глотков в пересушенный рот. Я резко отрываю от её губ бутылку, выливая несколько крупных капель, которые она тут же облизывает, подрагивая и хрипло мыча. Её взгляд встречается с моим — мой мир, всё внутри меня вновь переворачивается с ног на голову. Я откидываю с шумным звуком бутылку и проталкиваю язык в её сладчайший дикий рот, так сильно жаждущий моих поцелуев. Жаждущий их ещё больше, чем вино.
— О, Лили, — хриплю я в её губы, одной рукой по-прежнему продолжая держать её шею и подбородок, а второй освобождаю молящийся всей сотне богов член.
Блять, да. О, да!.. Внутренне я кричу, на самом деле — рычу, когда мой член вновь попадает в плен, но теперь в плен её мокрой, сочной, жаркой киски. Она визжит мне в рот, я начинаю вбиваться так, что вот-вот разорву. Моя вторая рука, отпустив член, вытаскивает пробку из её попки — я получаю ещё один визг и начинаю потрахивать её зад пальцами. Лили дрожит, как под кайфом — мы и есть под кайфом. Секс — наш наркотик, эта комната — наш притон, отдельный уголок планеты, один-единственный для нас во вселенной, лишенный всех и всего постороннего.
О том, что происходит здесь, знают только пол, потолки и стены — и от этого возбуждение ещё больше растёт в моей груди. Со звериными звуками, лишёнными всяких членораздельных слов, я ебу её — до боли, до потери сознания, вхожу в неё по самый возможный максимум и это заставляет её визжать. Цепи её наручников громко звякают от каждого моего движения внутри неё. Отпустив её губы своими, подбородок и шею, я соскальзываю рукой на её груди и срываю с сосков зажимы и отбрасываю их за пределы нашего зрения. Всё сейчас находится за этими пределами… Есть только я и она.
Её разрывающий крик становится оглушающим, я будто хочу собрать его в свою ладонь, с хлопком накрываю её рот, она не сдерживает желания укусить меня. Останутся следы, но мне плевать. Я с хриплым стоном утыкаюсь в её шею и бешено стону, оттого, что беру её. Оттого, что она моя. Я чувствую каждой жилой её тело, которое взрывается под моим, и она снова будет кончать от меня.
Откинув голову назад, я собственнически сжимаю её груди, освободив ротик для стонов, которые стремительно рвутся в мои уши и рвут перепонки. Желание во мне накаляется с каждым движением моих бёдер, с каждым нашим соприкосновением. Она кричит, громко кричит, жмурясь и так дёргает руками, что синий шифон полога на постели начинает сдвигаться. Мои пальцы продолжают вбиваться в её попку, руки мучают ласками соски и плотным, хватким, собственническим сжатием, а губы и язык собирают вкус вина с влажной от пота, вызванного нашим непрекращающимся движением и возбуждением спины.
Я грубо кусаю её в лопатку, всасываю кожу и вот уже давление бьёт по вискам, заставляя отпустить реальность. Её звуки питают меня, заставляют наши неугомонные чресла соприкасаться ещё чаще, грубее и глубже. Её голос дрожит, когда она стонет, протягивая каждую букву моего имени. Тихие шипения «ещё, ещё немного, пожалуйста, ещё…» — сводят меня с ума. Она вся напряжена. Она вся оголённый нерв, святая фантазия, вспышка в беспросветном пространстве, лучик надежды в моём сердце и воск в моих руках.
Я кусаю её в плечо — она сильнее дёргает руками и ногами одновременно — снова звон цепей, её протяжный, громки крик и шифон кутает наши тела в синеву, прозрачный и тонкий, он будто дымкой, пеленой скрывает нас ото всех. Падает — такой холодный, будто в пламя, непрекращающееся, бушующие пламя наших тел, которые не знают большей награды, как растворяться друг в друге — которые не знают большего счастья, как сгорать в хаотичном движении дотла. Даже то, что свалилось на нас — не мешает нам, мы продолжаем двигаться. Да даже если бы здесь упал потолок и стены, даже если бы весь мир обрушился на нас обоих, я бы не прекращал двигаться до того сладчайшего момента, до той секунды, пока она не кончит, не взорвётся на тысячу частей, которые уже невозможно соединить.
Её аромат — ад, сладкий, купающий меня в этом пламени. Она топит меня в этом котле первобытного, изматывающего саму душу возбуждения. Одна моя ладонь перекатывает влажные от пота груди, другие пальцы, покинув попку, трут мокрый, без конца всё больше увлажняющийся клитор. Член выносит толчками, заставляя дрожать ещё неистовей, чем можно хотеть. Когда она поворачивает голову, смотря на меня сквозь синюю вуаль шифона, порок сверкает в её глазах, смешанный с жаждой, желанием и любовью. Её глаза на мокром месте — она близко. Со мной она почти всегда плачет. Когда кончает. И только в эти минуты счастья, разрывающие её. Удовольствия, которое хочет выплеснуться отовсюду и разукрасить весь этот мир своим обилием ярчайших красок.
Её сухие губы только и делают, что хрипят, сил на крик и визг больше нет. Она жмурится, зажав зубами губу. Я замочил её, полностью, всю. Каждую клеточку её тела. Она громко всхлипнула, сжав меня, когда мои пальцы вдавились в её клитор, а пальцы стиснули сосок… Член не прекращал, — меня держал только её не выпущенный оргазм. И это, чёрт подери, был самым лучшим оргазмом, что я вызывал в женщине. Она кончила обильным, мокрым сквиртом, орошая влагой моей пальцы, несдержанно крича, чередуя маты с моим именем и по её произношению мне казалось, что моё имя — это самый грязный мат, который она когда-либо производила вслух. Это распороло меня изнутри. Вылило из меня всё. Только в неё, в неё одну. В мою маленькую девочку. Самую любимую, страстную и нежную, сладкую и дикую. В мою. В Лили.
***
Толчок вдоль всего тела заставляет встрепенуться на постели в нашей с Лили спальне. Во рту сухо, а по телу холодная влага. Резко открываю глаза — солнце бьёт в стекло окна, которое скрывают жалюзи… Лили. Я чувствую её своей спиной и поворачиваюсь к умиротворённому лицу с прокусанными губами, истерзанным подбородком и впадинами под веками от усталости. Но вместе с тем я вижу эту удовлетворённость и умиротворение. Я вспоминаю вчерашнюю ночь, как доводил её до состояния несостояния, доводил до без сознания и мне безумно нравился тот эффект, который я произвожу с ней.
— Моя девочка, — еле слышно шепчу я, проводя дрожащими пальцами по её щеке. Она и не думает шевелиться.
Вчера я выносил её на руках из Игровой, положил отмокать в ванну и так же унёс в спальню, где она заснула спустя минут двадцать, бормоча и хрипя, что я убил её, что она любит меня и, если со мной что-нибудь случится, она сама меня убьёт. Я улыбнулся. Нежно коснулся губами её лба. Неужели, и сейчас 5:39? — вдруг посетила меня мысль, когда я посмотрел на вполне уже вставшее солнце через щели штор.