Мы вновь остались наедине. Лили смотрела в мои глаза. Я видел в них немой вопрос, который, как мне казалось, я просто-напросто не мог проигнорировать.
— Я не хотел загружать тебя тем, с чем уже более-менее смог справиться сам, поэтому не говорил о Даниэль, — прошептал я, — У меня есть могила, на которую я не возложил цветов, Лили. Это был единственный раз, когда я тебе соврал. Моё прошлое, непосредственным участником которого я являюсь не должно было быть грузом и на твоих плечах.
— Как ты справился? — прошептала она.
— Я люблю бороться со своей болью сам, — прошептал я, — Когда я начал заниматься тем, чем занимался до тебя почти каждый вечер, я чувствовал себя легче. Я получал удовольствие от лёгкости, нежели оттого, что у меня в подчинении находится женщина. Просто… когда ты контролируешь кого-то, несёшь дополнительную ответственность, ты перестаёшь думать о том, что тебя гложет. Я как личность постепенно ушёл от себя на второй план, моей целью было суметь… оторваться от мыслей, контролировать их ход. Я предпочитал постоянную занятость всякому анализу своего прошлого.
— Что случилось с твоей мамой?
— Она покончила с собой, — сглотнул я, — Бросилась со скалы. Как мне рассказывали, она хотела это сделать со мной на руках.
— Господи… Твой отец любил её?
— Нет. Я не думаю, что любил. Моя мать была не самым счастливым человеком в этой жизни. Мне повезло гораздо больше. У меня есть полноценная семья и лучшей мамы, чем Айрин, я просто не могу пожелать, — против своей же воли я улыбнулся, — Я люблю свою семью. Я бы ничего не менял. Только бы, мне кажется, было бы лучше, если бы она жила… где-нибудь далеко. Долго и счастливо. Знаешь, я только сейчас, кажется, стал понимать, что не положил цветы на могилу лишь потому, что мне хочется верить, что она где-то живёт, дышит, что она кем-то любима… Глупая, какая-то детская, обычная мечта, но я… я хочу мечтать. Разумом я смог понять то, что Даниэль Гринлэлльт мертва. Но сердце этого не понимает. И кажется, что никогда не поймёт.
— Ты… любишь её, хоть почти не знаешь, Дориан. Это невероятная сила.
— Я чувствую её. Чувствую её живой. Она снилась мне во снах, всегда, будто бы, предостерегая.
— Ты любишь…. Ты можешь это, ты это знаешь теперь? — она уткнулась лбом в мой, тяжело дыша.
— Я люблю, — сглотнул я, — Я перестал бояться этого благодаря тебе. Я понял, что могу это делать, из-за тебя, Лили Дэрлисон.
Она светло улыбнулась мне.
— Ты ласковый и нежный зверь, — прошептала она.
— А как же дьявол? — я потёрся носом о её носик с широкой улыбкой.
— Мы его победили, — Лили тут же прильнула к моим губам, крепко-крепко сжимая меня в своих маленьких, но таких спасительно-сильных ручках.
***
Выставка платьев Одри Хепбёрн в музее моды, открывшимся в Сиэтле тремя месяцами ранее, привлекла моё внимание ещё тогда, когда Лили только-только появилась в моей жизни. Два пригласительных билета пришли ко мне в компанию от самого директора, а я со всеми событиями, нахлынувшими на меня тайфуном, благополучно забыл о них. Моя секретарша Оливия, всецело уверенная в том, что мне это может быть интересно, сбросила мне на мобильник е-mail с информацией, что срок пригласительных истекает. Сегодняшний день был последним, — и я, как истинный джентльмен, решил устроить Лили очередное свидание. Узнав, куда мы едем, она собралась в два счёта по женским меркам — за пять часов, — и выглядела так, что у меня отвисала челюсть, да и у всех мужчин семейства Грей.
Лили сногсшибательна в синем платье от BB, и я прекрасно знал, что к маскараду подберу ей того же оттенка. Мне очень нравилось синее на её нежной, полупрозрачной бледной коже, а синий бархат — это просто что-то невозможное в измерении красоты и сексуальности. Коротенькое, с красивым вырезом оно подчёркивало все её невероятные достоинства и влюбляло меня до беспамятства. Я вспомнил, как в мой день рождения на ней было изумрудное, того же материала платье — и, о, господи, я только лишь мог мечтать о том, как оно соскользнёт по её маленькому телу. Я обожал линии её ключиц, пухлые губы и эти глаза — не карие, не зелёные и не серые, а всё вместе, или каждый раз разные и мне было невероятно знать, что я мог читать по ним её эмоции, мог прикасаться к её сознанию, пусть и обезоруженный её обаянием, её живостью, её красотой. Невероятная гордость в самой груди оттого, что я, именно я веду её под руку, орошала моё сердце целебным бальзамом. Солнечный июнь, то, что кружило нам обоим голову — наши чувства, — всё, что было нужно нам обоим.
Когда мы достигли здания музея, то сами поразились тому количеству машин, которые окружали музей. Едва мы вышли, защёлкали фотоаппараты, а из одного автомобиля выпрыгнула ослепительно улыбающаяся Софи в брючном костюме оттенка пудры. Достав свой портативный микрофон, она подмигнула к нам и повернулась к огромной телекамере. Лили судорожно выдохнула, прошептав:
— О, нет, — я рассмеялся. Скорее от нервов, чем от того, что видел свою сестру при её профессиональном деле, что и впрямь было весьма забавно.
— Вот и они — самый загадочный мультимиллиардер в мире Дориан Грей и его невеста, неподражаемая, подающая звёздные надежды актриса лучшего вашингтонского театра — Лили Элизабет Дэрлисон. Думаю, наша счастливая парочка сможет сказать нам несколько слов, — она повернулась к нам со своей белозубой улыбкой, — Мистер Грей и мисс Дэрлисон, уделите мне немного времени?
— От моей сестры никуда не денешься, — ухмыльнулся в микрофон я, заставив всех рассмеяться. Она продолжала, ни капли не смущаясь:
— Спасибо, братик. Итак, вы — собираетесь жениться?
Лили зарделась от смущения и с молящим о спасении взглядом посмотрела на меня, вызвав у нас, да и у всех окружающих, смех и улыбки. Я поднял наши крепко сжатые вместе ладони к камере — на пальце Лили сверкнуло кольцо. Раздались одобрительные аплодисменты и возгласы. Софи Грей не унималась:
— Какую дату вы хотите сделать знаменательной, а точнее: когда планируете узаконить ваши отношения?
— Я думаю, мы расскажем это всем на благотворительном бале-маскараде, 18 июня. Это станет известно массовой аудитории после торжества, — широко улыбаюсь, — Моя сестра Софина Грей об этом позаботиться, — добавил с ухмылкой я.
Она с шумом выдохнула:
— Мы желаем вам удачи, приятного романтического свидания и невероятного времяпрепровождения на выставке нарядов великолепной Одри Хепбёрн, на которую мисс Дэрлисон очень похожа…
Лили ослепительно улыбнулась камере и вновь прижалась плечом к моему, смеясь. Я сказал «спасибо» за нас обоих и завёл её в здание музея, глянув на Софи, которая с большим энтузиазмом и блеском в глазах продолжала свой репортаж. Скорее всего, об этой самой выставке, которая имела огромный успех, а теперь, наконец, переезжает в другой город. Лили громко рассмеялась, когда мы вошли. Я притянул её за талию близко к себе и посмотрел в глаза, уткнувшись лбом в лоб.
— Что? — шёпотом спросил я, касаясь губами её носика.
— Меня, мисс Красную-Смущённую-Свеклу, покажут в ленте телевизионных новостей? — пропищала она, хихикая. — Я поверить не могу! Я даже не была готова!
— Ты всё равно очаровательна, крошка.
— Надеюсь, я не произвела впечатление немой актрисы театра пантомимы? — я рассмеялся.
— О, нет, крошка, — потёрся я носом о её. — Уверен, что теперь ты стала главной загадкой, не я.
— Почему это?
— Когда женщина молчит — это уже загадочно, — она расхохоталась.
— Знаете, Дориан Грей, вы совершенствуетесь на глазах.
— Мне продолжать? — ухмыльнулся я.
— Хочешь затмить меня своей идеальностью? — я с улыбкой потёрся носом о её.
— У меня не выйдет…
— Ты прекрасен, — она провела рукой по моим волосам, — Мужчина с идеальным парфюмом, речью и в костюме — это уже предел совершенства. За что вы мне такой, мистер Грей?
— Ты меня перехвалишь, — я думал, что моё лицо треснет от улыбки.
— Просто улыбайтесь, Дориан Грей, — она нежно поцеловала меня в уголок губ и мы, наконец, миновали холл.
В первом зале музея на стенах висели огромные портреты Одри Хепбёрн, а в центре — из-под потолка, был вывешен экран с фотографиями, обработанными в гармоничном видео Эваном Ли: тихий женский голос читал её биографию. Во втором зале, сразу из нескольких настоящих граммофонов, играла песня из кинофильма «Завтрак у Тиффани», исполненная самой Одри. Нежная, томная «Moon River» заполняла зал, в котором у фотографий-кадров из фильма стояли её костюмы в этой роли. От знаменитого элегантного чёрного платья — до гитары, струны которой ласкали её тонкие хрупкие пальцы. Мы с Лили не удержались — я закружил её в медленном танце в потоках этого мягкого, льющегося из-под пола и потолка света, от стен, которые освещали невероятно красивое лицо настоящей леди. И подобная ей леди была рядом со мной — просто предел всех фантазий.