Мама говорит:
— Она такая милая девочка.
— Очень милая.
Вот нет у меня чувства, будто они пытаются забраться мне под кожу, но именно это они и делают.
— Мы можем поговорить о чем-то другом?
Мама смеется.
— Конечно. Почему бы тебе не подкинуть нам тему?
— Как девочки? — я спрашиваю Кэти, зная, что именно я делаю.
Кэти одержима своими девочками, и она начнет говорить о них без умолку, стоит только завести тему. Этот прием я использовал несколько раз на неловких семейных обедах, когда моя мама намеревалась сосредоточиться на мне и моей личной жизни.
— О, с ними все прекрасно! Я рассказывала вам, что у Элли выпал еще один зубик?
Следующие полчаса я отключаюсь от них и погружаюсь вновь в свои мысли о Мэделин. Знаю, что на прошлой неделе я облажался. С самого начала я знал, что Мэделин была кем-то, в ком я мог бы быть заинтересован, поэтому приложил массу усилий, чтобы уважать это. Я пытался быть вежливым и отрешенным. Очевидно, меня настигали моменты слабости, но ничего столь ужасного, как то, что я сделал в спортзале.
Я пытался поступить правильно. Был так уверен, что откажи я ей и объясни, что не готов встречаться, это было бы джентельменским поступком, но тогда почему я чувствую совершенно противоположное? Выражение ее лица, когда я отказал ей, сломало что-то внутри меня. Она выглядела такой пораженной, такой полностью сбитой с толку. Ни одна женщина не захочет почувствовать себя настолько нежеланной.
Но проблема была не в Мэделин.
Она очень желанна.
Я хочу быть с ней. Боже, я бы взял ее у той металлической двери, если бы тренер нас не прервал.
И в этом проблема. Я говорю ей одно, а делаю другое. Не могу винить ее за то, что она злится на меня — я сам на себя зол.
С этого момента мне стоит оставить ее в покое к чертям собачьим. Стоит прекратить звонить ей и нанять кого-то другого для дрессуры на уроках. Стоит похоронить себя в работе и сфокусироваться на себе.
Вместо этого, по дороге в клинику после ланча, я звоню ей на рабочий телефон в офис, наполовину ожидая, что она возьмет трубку.
Спустя три гудка, это и происходит.
— Добрый день, Мэделин Тэтчер, «Недвижимость Гамильтона».
— Мэделин.
Следует длинная пауза, и я задаюсь вопросом, не повесит ли она трубку.
— Мы можем переговорить секунду? — спрашиваю я, прежде чем она заговорит.
Она вздыхает.
— Я на работе, Адам. Что тебе нужно?
Явно не хочет иметь со мной ничего общего.
— Думаю, нам нужно поговорить.
— Ладно, а вот я не думаю, что нам нужно говорить. Еще что-то?
Никогда не слышал, чтобы ее голос был настолько лишен эмоций.
— Так ты расстроена моим поведением тем вечером?
— Абсолютно нет.
Она блефует.
— Хорошо, тогда я заеду и побегаю с Мышонком сегодня.
— У меня планы.
Еще один блеф.
— Я заеду перед твоими планами.
Кто-то на ее конце трубки предупреждает о начале собрания через пять минут в конференц-зале. Она говорит им, что уже туда направляется.
— Если скажешь «нет», — продолжаю я, — я предположу, что ты расстроена моим поведением тем вечером.
Я не горжусь собой, но моя подлая тактика работает.
— Ладно, — отвечает она. — Будь у меня в шесть.
Ладно, может немного и горжусь.
* * *
Я стою у ее порога в 5.55 вечера, и слышу, как она возится в квартире. После моего стука она спешит к двери и отпирает замок. Меня немного вбивает в ступор ее вид — она стоит в коротком красном коктейльном платье. Оно приталенное, длина спускается до середины бедер. Едва ли.
Девушка надевает вторую сережку и кратким кивком показывает мне, что я могу войти.
— Входи. Я почти готова.
— К чему?
Может, она меня не слышит, или, может, чувствует, что не обязана отвечать. Мэделин исчезает в другой комнате, и я слышу, как она ищет что-то в шкафу. Мышонок прилагает все усилия, дабы монополизировать мое внимание, виляя хвостом возле моих ног с мячиком в зубах и отчаянно желая, чтобы его погладили. Тру ему за ушами, углубляясь пальцами в густой щенячий мех, и вытягиваю шею, чтобы заглянуть в комнату Мэделин. Она сидит на кровати и надевает туфли на высоких шпильках. Платье задралось по ногам, едва прикрывая верхнюю часть бедер.
— У тебя свидание?
Она дергает головой вверх и видит, что я наблюдаю за ней.
— Нет, мне просто нравится одеваться вот так веселья ради.
Сарказм так и слышен в ее словах. Она встает с кровати и закрывает дверь, перекрывая мне вид. С таким же успехом она могла бы послать меня в задницу.
На несколько минут мы с Мышонком остаемся одни. Я мог бы уйти и сам начать пробежку. Вместо этого наливаю себе стакан воды и сажусь на диван. Ее квартира кажется меньше, чем была прошлый раз, а может, я просто не уделил ей должного внимания. Теперь, пока Мэделин прячется в комнате, мне ничего не остается, как осмотреть здесь все.
Антикварный журнальный столик усеян книгами. Там также лежат стопки бумаг, под ноутбуком и на нем. Книжной полки я не увидел — не то чтобы она здесь поместилась — и кажется, вместо нее Мэделин использует столик. Книги лежат корешками ко мне, и я прочитываю названия, узнавая одно из них: «Весь невидимый нам свет» Энтони Дорра. Интуитивно тянусь к книге, оценивая степень потрепанности корешка. Между страницами нахожу желтый стикер и открываю на той странице, интересуясь, какой же абзац она сочла нужным выделить, чтобы позже к нему вернуться. Может, и мне он понравился.
— Роешься в моих вещах?
Я бросаю книгу, словно она воспламенилась.
Мэделин давится смешком и подходит, чтобы поднять книгу, отчего шелковое платье касается моей ноги, пока она приседает. Ловлю пальцами краешек и потираю между указательным и большим пальцем. Ткань мягче, чем я мог даже представить, и я отпускаю ее раньше, чем Мэделин может заметить.
— Ты не собираешься извиниться за то, что рылся в вещах? — подстегивает она, наконец-то встречаясь со мной взглядом. Понимаю, что хочу, чтобы она признала мое присутствие здесь с тех пор, как я вошел. Теперь, когда она это сделала, мне нечего сказать. Я откидываюсь на диване, всматриваясь в каждую деталь, приготовленную ею для другого мужчины. Ее длинные каштановые волосы свободно спадают мягкими прядями. Макияж ярче, чем я видел прежде, хоть его и немного. Губы накрашены нежным розовым, и пока я на них пялюсь, вспоминаю, какие они на вкус.
— Думаю, это «нет», — отвечает она, пожимая плечами.
Мэделин отворачивается, и я тянусь за ее рукой. У меня нет на это права, и выражение ее лица это подтверждает.
— С кем у тебя свидание?
Она выгибает бровь в ожидании.
— Почему тебя это заботит?
Я тяну ее за руку, и Мэделин спотыкается. Это предупреждение: Скажи мне, иначе я уложу тебя на этот диван, и твое свидание на сегодня накроется, как и моя пробежка с Мышонком. Мы повторим ту же ошибку, что допустили несколько дней назад.
— С обычным парнем, — увиливает она.
— Где ты с ним встретилась?
Она отворачивается.
— На встрече одиночек.
Я отпускаю ее руку.
— Который?
— Высокий блондин.
Хмурю брови, пытаясь вспомнить кого-то, похожего на ее описание. Ковбой был блондином?
— Я его не помню, — наконец признаю я.
Она улыбается, но улыбка больше похожа на издевку.
— Наверное потому, что тебя не было на встрече. Ты был на двойном свидании.
У меня еще сотни вопросов, но она возвращается к себе в комнату и выходит секунду спустя с маленьким клатчем. Мышонок спешит к ней, зная, что она сейчас уйдет, а ему не хочется, чтобы его оставляли. Она наклоняется и уверяет его, что вернется.
— Там, вроде как, прохладно, — говорю я, указывая на ее тончайшие лямки на платье.
Она смеется и встает.
— Думаю, разберусь, — направляется к двери и добавляет: — Послушай, можешь не дожидаться меня, когда вернешься с пробежки. Скорее всего, я не вернусь до поздней ночи. Если вообще вернусь.