— Я искал тебя. Я решил… Наплевать на твои слова, — еле слышно проговорил он, — Этот месяц… Я боролся с собой, Айрин. Ты снова решила всё за нас. И решила неверно. Теперь, буду решать только я, — Теодор почти что прорычал последнее слово, вцепившись руками мне в щёки, — Скажи мне, что всё, что ты говорила тогда, было ложью. Ты ведь лгунья, Айрин. Лгунья, — он приблизил своё лицо к моему, запрокидывая мою голову в своих руках так, чтобы я полностью была в его власти. Смотрела ему в глаза.
— Да, я лгунья, — прошептала я.
— Но я всё равно тебя не достоин. Верно? — в его глазах вспыхнул опасный огонь.
Я почувствовала себя девочкой, маленькой девочкой, готовой стать его рабыней, служанкой, любовницей… Потому что нет мне другого счастья, кроме как… Навсегда быть в его глазах. В этом бездонном океане, в котором можно дышать. Это лучшее место в мире.
— Я не знаю, кто меня достоин, — еле дыша проговорила я, — Я знаю только то, что всегда… Всегда-всегда хотела только тебя.
Он шумно выдохнул мне в лицо: меня обдало горячим, пленительным теплом, таким живым и обогащающим, что я не чувствовала собственных ног… Я не чувствовала дождя, что так стремительно покрывал лицо этого красавца предо мной. Его волосы. Его губы… Я обожаю смотреть на его губы. Вспомнила, как любила чувствовать их. Ощущать. Этот рот — абсолютное целование. Чувственный и порочный. Сладкий и горький. Яд и лекарство. И нет во мне сейчас ни одного желания, кроме одной безумной жажды — целовать его. Губы Теодора Грея. Моего.
С трудом оторвав от них взгляд, я вопрошающе, умоляюще заглянула в его глаза. Они светились тем самым голодом, который я так люблю видеть в них. Мои глаза были влажны, его тоже. Шум. Как много шума. Это дождь… Дождь. Он так вцепился в мои щёки, что мне стало больно. Поцелуй. Мне нужен был он. Его поцелуй. Не выдержав, я прижалась к Теду всем телом. Мокрая ткань на наших телах — выстрелы помчались вдоль спины. Я выпустила себя из объятий, уцепившись пальцами в мокрую ткань рубашки, ткань, облепляющую каждую часть его бицепсов. Пиджак спал с моих плеч, а Грей… Он напал на мои губы своими.
Дождь. Дождь… А мы целуемся. Он делает это. Со мной одной, так, как это должно быть. Горячо в его руках, несмотря на погоду: на ветер, на дождь, на то сумасшествие буйства стихий. Всё ещё люблю его. Люблю, люблю и всегда любила. Мокрые, задыхаемся, не можем остановится. Господи, Боже мой. За что ты послал мне этого мужчину? Я не целовалась ни с кем пять лет. Ни с кем. Я никого не подпускала к себе и готова была бы ждать ещё пять лет, лишь бы ощутить этот поцелуй. Ощутить его губы. Страстные, всепоглощающие.
— Айрин. Моя, — прохрипел он, его шипение громом выделялось и гремело среди ливня его поцелуев, прикосновений.
— Тео, — единственное, что мне удалось выдохнуть. Я таяла. Я исчезала. Я превращалась в пепел, что можно свободно развеять по ветру.
Его губы снова коснулись моих, я закрыла глаза от блаженства. Мне было всё равно на всех и всё, кроме него. Только целуй меня, целуй…
Руки Теда стали блуждать по моему телу, по мокрой ткани платья, по коже, раскаляющейся от его рук. Таких горячих, нежных, обволакивающих. Этот мужчина пах июльским терпким солнцем, и я купалась в его лучах — в его тепле. Лёд таял между нами с огромной скоростью, сменяясь на звонкие звуки капели… Ещё немного, и уже между нами май, мне горячо в его объятиях. Летний дождь, а мы купаемся в нём, как под душем, растворяясь друг в друге.
Не хочу, чтобы это кончалось. Не хочу. Ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо ещё. Никогда.
========== She is my passion ==========
— Тео…
Шумный выдох Айрин сквозь мои поцелуи разносится гулким эхом по её девичьей комнате; мокрая ткань платья скомкана в моих руках, она прерывисто дышит и мчится пальцами по моей груди. В глубине сознания уже нет равновесия. Я не могу оторваться от чувственных губ, я не верю своему счастью. Я не жил всё это время. Я не жил.
— Тео, я… — хрипло шепчет малышка, прерывая поцелуй мягким, как бархат смехом, что обжигает мои губы, — Я… такая мокрая…
— Я этого и добивался, — ухмыляюсь.
Айрин смеётся и припадает к моим губам, влажно и звонко целуя меня.
— Это всё дождь, — она широко улыбается.
— Лгунья, — щурюсь. Айрин снова задушевно смеётся, прижимаясь ко мне всем телом.
— Ты тоже мокрый, — выражение её счастливого лица меняется на жаждущее.
Господи, как я скучал по этому взгляду.
— Нам надо… раздеться, — шепчет Айрин, глядя мне в глаза.
— И согреться, — дополняю, чуть дыша.
— Точно, — с трудом сглотнув возбуждение, выдыхает малышка.
— Точно.
Безумно смотрю в синеву её глаз. Румянец разливается по её щекам. Она притягивает меня к своим губам за очередной дозой поцелуев. Ещё… И уж точно не одной. Сегодня мы будем обкурены полностью.
— Айрин Уизли, ты помнишь мои руки? — шепчу, медленными шагами продвигая её к кровати. — Кто ещё трогал тебя? — с моих губ срывается рык, а с тела Айрин с тем же негодующим звуком спадает платье.
Глаза блондинки, что разжигает пожар внутри, расширяются. Она еле дышит. Грудь. Господи. Её грудь. В диковинном лифчике с застёжкой впереди, она выглядит, как всегда, безукоризненно и великолепно. Я слабо толкаю Айрин ладонью в живот, она падает на кровать, хрипло смеясь и сводя ноги.
— Ты мне не ответила, — шепчу, склонившись над ней; провожу ладонью по животу вверх, чтобы освободить её упругих красавиц. Айрин судорожно выдыхает.
С вызовом и голодом смотря мне в глаза, она приподнимается на локтях. Капли воды скатываются по её шее, за которую я хватаюсь рукой, чуть сжимаю и валю обратно так резко, что с её губ срывается капризный, возбуждённый визг.
— Теодор Грей, — сдавленно шепчет она, смотря мне в глаза, — Никто ко мне не прикасался. Кроме тебя. Никто.
Я ошарашено гляжу на неё. Она хватает меня за ворот рубашки и притягивает близко к себе. Одна секунда — я уже под ней. Ловко оседлав меня, Айрин откидывает волосы с лица назад. Вспыхнувшие щёки багровеют, губы дрожат, а я смотрю на неё, не шевелясь.
— Пять лет. И никто? — не веря самому себе, бормочу я.
Судорожно выдохнув, Айрин медленно начинает расстёгивать пуговицы моей мокрой рубашки, избегая смотреть мне в глаза. Пальцы её не слушаются. Я бережно задерживаю нежные ладошки, кладу их на своё лицо. Трепет переполняет тело. Мелкая дрожь бежит по мне, когда эти руки плотно прилегают к моим щекам и скулам, а глаза смотрят в глаза.