Он хочет видеть меня. Но я всё ещё в халате. А хотя, ладно. Я же шалава, как считает мой братец.
— Да, входи, — прошу я, усевшись на кровати спиной к двери, погружая взгляд в далёкий горизонт за окном.
Я слышу, я чувствую, как он заходит. Я ощущаю шаги и его вдохи-выдохи. Медленно, я перекладываю волосы со спины на плечо, обнажая шею… Позже, смотрю на него вполоборота.
Шоколадные глаза блестят и манят. Я тону в них, ощущая горячие, обволакивающие волны, сквозящие и вырывающиеся из его глаз.
— Почему ты не вышла к нам? — спрашивает он, делая глоток пива.
— Скажи «спасибо» моему брату, — нехотя и подавленно говорю я.
Он усмехается, садится рядом со мной, близко-близко. Протягивает мне бутылку. Я беру её, делаю пару глотков. Не кривясь, будто эта горечь меня не тронула, возвращаю стекляшку владельцу.
Чёрт. Вот я и выпила пиво в первый раз.
Конечно, мои ровесники и ровесницы хлещут его, как компот, но я позволила себе выпить только однажды. При родителях — шампанское на Рождество. В этом году это было впервые.
— Тедди промывал тебе мозги? — спрашивает Адам.
— Нет, он…
— Что?
— Он оскорбил меня.
— Что? — Адам усмехнулся, точно не веря, — Как? — в тёмных омутах зажигался интерес.
— Он… чуть ли не назвал меня шалавой, — выдавила я, голос мой дрожал.
Адам смотрел на меня пристально и открыто, в шоке приоткрыв свои очерченные губы.
Ладно. Хватит с меня. Пора воспользоваться положением и сделать шаг навстречу ему…
— И знаешь? — хрипло вдыхаю я, — Он прав.
Неумело, быстро и неопытно, я беру его губы своими… Я целую его. И он… отвечает мне!.. Да!
Наш поцелуй с Адамом Флинном — мой первый поцелуй.
Адам
Мама Мия! Что это со мной? Я, буквально, присосался к этой фифе… Я начал раздвигать её губы своим языком, желая залезть в её нежный, невинный рот. Как всегда — я груб и неудержим.
Боже мой. Какая же она сладкая! Вкус дорогого пива и её вкус — это такое пьянящее смешение… Я просто тону. Я не люблю сладкое, не люблю в женщинах излишнюю неловкость, неопытность лишь помеха, но… Но Фиби. Это совсем другое дело. Почему?..
Правильно ли я поступаю? И когда я, вообще, об этом задумывался?
Как Тед мог оскорбить эту нежную, совершенно невинную малышку? Теперь, она хочет доказать, что он прав. Лова, мне знакомо это.
Это называется — отчаяние. По воли отчаяния, люди либо напиваются, либо трахаются.
С тобой и то, и другое нельзя. Ты слишком хорошая, но что-то мне подсказывает, что по поводу «другого» ты была бы не против… Да что там не против!.. Ты мечтаешь об этом: эти губы просят, эти горячие руки жгут мою кожу, её полной просьбы поцелуй срывает мой мозг, но и свой она не оставляет на месте.
Я не прерывал её… От этого порыва, от обилия страсти этой сногсшибательной брюнетки, я выронил бутылку, продолжая сладко пытать её рот… Мои руки легли на её нежные щёчки, мягкие и нежные, как лепесток фиалки. Она вплела свои пальцы мне в волосы.
Что же это со мной?! Почему я не хочу прерывать её поцелуй? Почему я вообще не могу остановиться?.. Почему я… так полюбил сладкое?
Когда мы на секунду прервались, она шепнула моё имя. Из её уст, оно звучала подобно слову «Боже»…
Спустя мгновение, она, тяжело дыша, отстранилась от меня; её пальцы соскользнули с моих кудрей. Я хотел искать себе оправдания, я хотел что-то сказать, чтобы всё прояснить, но… Вспомнил, что это она… Она сделала это. Возможно, она совершила самую большую ошибку в своей жизни, поцеловав такого, как я… А что, если нет?.. Я столько всего хотел сказать, но… С губ слетело лишь одно:
— Что это было? — спросил я.
— Это был мой первый поцелуй, — выдохнула она.
Первый поцелуй? Лова, ты шутишь? Серьёзно?
— Прости, — сказала она вдруг.
— Нет, Фиби. Не извиняйся.
— Почему? — спросила она, округлив свои серые глазки.
Я ничего не ответил. Я прижал её к себе и мои губы вновь накрыли её.
Она так прекрасна… Так прекрасна!..
Когда мы остановились, я смотрел глубоко в её глаза, осознавая, что теперь точно не отдам её Яну. Ни за что.
— Слушай, я понимаю, что ты поцеловала меня не потому, что хотела, а из-за отчаяния, ведя я знаю, какая ты на самом деле чистая, правильная, — я уже был готов отказаться в это верить, лишь бы повторить поцелуй, но держался, — Твой брат просто немного помутился рассудком, ухаживая за одной особой… Если хочешь, я помогу тебе проучить его.
— Как? — спросила она встревоженно.
— Я украду тебя. Он почувствует вину, найдёт тебя и непременно извинится.
Она часто заморгала, её губы приоткрылись…
— Адам, я… Родители этого не заслужили. Они сойдут с ума.
— Тед быстро найдёт тебя.
— Адам, дело в тебе! Я же буду у тебя и обвинят тебя… Тед поссорится с тобой.
Эта девочка так много думает обо мне. Боже…
— Зато ты будешь удовлетворена морально, избавишься от отчаяния.
— Я уже порядке, Адам, я … Ты поцеловал меня и, — Вау!
Ну-ну, лова, договаривай!
— И? — переспросил я.
— И сделал меня самой счастливой на Свете.
Я смотрел в её глаза, которые светились такой искренностью…
— Что же ты чувствуешь ко мне? — спросил я, глядя прямо в глаза, проведя пальцем по её пылающей румянцем щеке.
— Я… я тебя… — начала она, но задыхалась и не могла закончить.
Я понял. Она любит меня.
— Я знал, — говорю я, целуя её в лоб.
Она выдыхает и смотрит мне в глаза. Я хотел её «до». И сейчас хочу. Но я не знаю, смогу ли я… полюбить?
Ты в жопе, Адам Флинн. Ты вновь думаешь о чувствах. Ладно. Достаточно. Прояви благородство, унаследованное от чистокровного англичанина-отца.
— Фиби… Ян любит тебя. А я сомневаюсь, что способен на это. Я меняю женщин, как официант перчатки. Я гнилой и испорченный. И я не знаю, почему ты влюбилась в меня, но я очень советую тебе… отказаться от желания быть со мной. Ян… У него никого нет. Уже два года, как он сохнет по тебе и у него не было, нет, и я не удивлюсь, что ещё долго не будет девушки. Он достоин тебя. А я — нет. Прости, что дал надежду на что-то… Я дал её, потому что надеялся сам. Я хотел бы вылюбить тебя из себя, но не знаю как, — я почти сдался, но эгоист — и жаждущий, испорченный зверь взял своё, я сказал:
— Но, если ты хочешь, мы попробуем…
— Адам! — восторженно сказала она, полу криком, а потом, поцеловала меня…
Снова и вновь. Так тепло. Так нежно.
— Фиби Грей и Адам Флинн, — поцелуй был прерван, — Что происходит?
Мы услышали очень строгий, холодный голос и обернулись. У открытой двери, которую я, придурок, не закрыл, стояли наши папаши. Кристиан и Джон. Нам трындец.
Теодор
Любимые цветы Айрин — это белые тюльпаны. Такие же лёгкие, красивые, как она… Но Айрин всё же прекраснее. Пора сделать первый шаг. «Грей-романтик» — активирован. Когда мы подъехали к её дому, моё сердце бешено застучало. Как закинуть букет из пятидесяти одного тюльпана на второй этаж?