— Мне льстит твоя любовь, Ян… А ещё, твоё желание вернуть то, что утеряно. Нашу дружбу. Но пока, мне нужно отойти от сегодняшнего дня, — сказала Фиби и вышла прочь из моего кабинета, сжимая губы и прикрыв глаза.
Иисусе! Вот в чём фишка. Некий любовный треугольник…
Но почему в нём есть звено с именем моей дочери? Почему Фиби?
Мы с сыном отпустили братьев.
— Нечего драться в моём доме, — сказал я резко, сверкая на них глазами.
— Я принял решение, — громко вставил Джон Флинн.
Мы все повернулись.
— Адам, я всё обдумал. И пришёл к единственно верному решению — я отправлю тебя на службу в военно-морской флот Франции.
— Отец! — воскликнул Адам.
— Не обсуждается, — жёстко рявкнул Флинн, — Не обсуждается! Я слишком давно терпел. Слишком много вложил в тебя и слишком сильно любил. Теперь, забудь о поблажках судьбы, выпивке и женщинах. Завтра же, утром ты улетаешь из Сиэтла.
Адам смотрел на него с неописуемой тоской и болью, а затем, кивнул ему, отшатнулся. Мне пришлось придержать его за плечи.
— Я вернул деньги твоему сыну, Кристиан. Те, что он платил за отель. Перевёл их на его карточку. А твои вещи, Адам, я уже забрал оттуда и отправил в военный корпус. А теперь, поехали домой, дорогие мои сыновья, — сказал Джон саркастически.
Попрощавшись с нами, Флинны вышли из кабинета.
Теодор с грустью проводил Адама глазами.
— Мне нужно поговорить с Фиби, — сказал я, посмотрев на Теда.
— Говори. Я пойду прогуляюсь, — ответил он бесстрастно, не минуты не задерживаясь.
Он осуждает меня? Но не я же принял решение отправить Адама на службу! Да, я мог не говорить об этом его отцу. Но не может же Адам всю жизнь прожить не доучившимся студентом в отеле, на деньги Теда?
Рассуждать об этом можно вечность, но однако, мне нужна была беседа с Фиби. Жёсткая, требовательная, но такая, что не вызовет ссоры. Если бы в такую ситуацию влип Тед, мне было бы проще его отругать, посадить под домашний арест, но моя дочка… Я никогда не ссорился с ней. Мне всегда давалось тяжело отчитывать её.
И, вот, теперь, я поднимаюсь по ступеням к её комнате с тяжёлым сердцем… Боже, я даже ничего ещё не сказал ей, а у меня уже паника и холод в груди.
— Фиби. Можно? — говорю я, приоткрыв дверь.
— Входи, — отвечает она еле слышно, продолжая стоять ко мне спиной.
Когда я вхожу, она оборачивается, и, на секунду мой разум твердит мне не говорить ей ничего, но сердце хочет другого. Серые, потухшие глаза — мои, такие мои глаза-пропитаны тяжёлой болью. Скрипя сердцем, я говорю:
— Я не жалею, что сказал Адаму Флинну всё, что я о нём думаю. Ты не для него.
— Вот как… Пап, я сама поцеловала его. Первая! Я хотела этого… — говорила Фиби, но я не желал этого слышать и остановил её жестом руки:
— Не защищай его! Слава Богу, ближайшие года три ты его не увидишь. К тому времени, ты осознаешь все его минусы, встретишь парня, получше и помоложе, — резко сказал я.
— Три года? — выдавила Фиби, а её глаза покрылись блестящей влажной плёнкой.
— Да. Три года. Ты не успеешь заметить, как всё измениться. И, пока я жив, Адам Флинн не потревожит тебя. Надеюсь, ты поймёшь меня.
— Я уже не понимаю! Почему? Почему ты так хочешь отдалить нас друг от друга?
— Потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдала. Если человек таков в двадцать один, он будет таким и в сорок один. Для него вряд ли есть что-то святое. Что-то возвышенное. Я больше, чем уверен, что для него таких понятий не существует.
— Ты совсем его не знаешь!
— И ты не могла успеть узнать его за время поцелуя. Забудь об Адаме Флинне, Фиби. Этого человека больше нет в твоей жизни, — холодно говорил я, а лицо Фиби было исполнено такой боли и потерянности, что мне казалось, я держу её на мушке…
Грей, ты никудышный отец. Если бы Ана поговорила с ней, может быть… Нет. Ана не смогла бы так отрезать её от него, как я. Разум кричал мне, что я сделал всё правильно, а сердце щемило.
Но я сделал всё, как надо.
Смерив дочку долгим взглядом, я ушёл из её комнаты и плотно закрыл дверь. Проблема решена. Я не сломал ей жизнь, а устроил, ведь так? Поживём-увидим.
Чтобы избавить себя от мрачных мыслей, не мучиться ими в ожидании моей Аны, я решил приступить к изучению договора Грейсона Гриндэлльта…
Фиби
Дверь захлопнулась. Я упала на колени, дрожа от горячих слёз бегущих по щекам… Совсем недавно, мне казалось, что счастье близко, я ощущала его своей кожей, губами, но это был лишь мираж. Я уверена, если бы мама была здесь, она бы поддержала меня. Я не знаю, как теперь… как же теперь пытаться забыть его, выкинуть из памяти, отказаться от него? Я не могла сделать этого раньше. Не смогу и сейчас…
Как мне плохо. Я, возможно, уже никогда не увижу Адама… Не посмотрю в его глаза, не поцелую его губы. Мы могли бы быть вместе. Мы могли бы «попробовать», как он сказал… Но это нереально. Обстоятельства, отцы, братья, время — всё против нас. А вдруг, эта проба отношений окончилась плачевно? Что, если я была бы ему, как те девушки на одну неделю?
Нет, Фиби, нет! Одумайся и пойми зачем ты говоришь себе всё это.
Я просто ищу оправдания своему отцу, но ни в коем случае не верю в эти отвратительные мысли…
Я поднялась с пола, и, приняв душ, надела чёрную майку и чёрные джинсы, как раз под моё чёрное настроение.
Лёжа на кровати, я думала о словах отца… Три года. Слишком много воды утечёт за эти три года. Но как забыть его? Как?
В дверь постучали. Я дрогнула.
— Фиби… — я услышала голос своего брата, и сказала ему, чтобы он вошёл.
Обижаться можно сколько угодно, но без Теда моя жизнь — страдания. Никто не поддержит, не поможет, не подскажет лучше, чем мой брат.
Теодор
Она сказала зайти! Гуляя по нашему участку, я только мечтал об этом… Я очень хотел помочь своей сестрёнке, извиниться, мне было искренне жаль её…
— Фиби, пожалуйста, не злись на меня больше.— сказал я, усевшись на кровати рядом с ней. Она приподнялась, уместившись рядом.
— Я ни на кого не злюсь. Все хорошие и святые, а я одна железная.
— Фиби. Что я могу сделать, чтобы ты меня простила?
— Я уже простила тебя, Тедди. И ты ничего не можешь сделать для меня…
Я смотрел в её глаза, ставшие металлическими и холодными, и моё сердце драло на части. Блядь. Как не могу помочь? Я могу! Пусть скажет, чего она хочет.
— Фиби, сестричка, — и я притянул её к себе за руки, бережно обняв, — скажи мне, чем он так зацепил тебя? Он же типичный, пустой мажор…
— Не говори о нём плохо.
— Не буду, ладно. — я приложился губами к её макушке, а потом, немного помолчав, спросил:
— На чём вас подловил папа?
— Он целовал меня… Но сначала я поцеловала Адама. Первая. — освободившись из моих объятий, сказала она.
Я смотрел на Фиби с широко открытыми глазами. Моя маленькая, капризная сестра целовалась с развратником Флинном! Кто бы мог подумать?! Мой iPhone запиликал. Надо же. СМС от Адама. Я оставался непроницаемым, пока читал послание, но Фиби с жарким интересом рассматривала моё лицо.