В течение ночи нам некогда было поговорить. Выходило урывками.
Поставил меня на колени, руками заставил обхватить спинку кровати и впиваться в нее, грозясь сломать, раздробить деревяшку от вторжения сзади. Я смотрела в стекло на улицу, а он, сзади держа за ягодицы и иногда поглаживая, врывался в меня. Вновь бодрый и полный сил и кончать явно не собирался, а от его владения и командования моим телом, у меня тряслись колени и руки. Максим будто заботливо наклонился, повторяя контуры моей спины и бедер и прижимал мое тело, заодно покусывая за шею, целуя в губы, играясь с мочкой уха и, не забывая о груди или о клиторе, который не мог долго оставаться без игривых касаний.
В самый пик Макс догадался спросить:
- Куда убегала? - его голос хриплый, надломленный и чуть срывающийся в момент толчков.
- От тебя пряталась! – максимально честно ответила.
- Одна? - поднял свое тело с меня, не давя больше весом на мою спину, но надавил ладонью, прогибая меня в пояснице. Чтобы сильнее выпятила бедра и дала себя рассматривать сзади.
- В деревеньке. С бабулькой.
- Разговор про Санька – вранье? Чтобы побесить меня? - взял за ягодицы обеими руками и погладил нежно, потом с силой сжал.
- Вранье, - подтвердила.
– Тебе удалось выбесить, - шлепнул по правой ягодице, отчего я испуганно охнулась, оторвалась от спинки кровати и сильно сжала его член мышцами лона. Рефлекторно, не специально.
– Садист, - рыкнула. Хлопок был игривый, не болезненный, но неожиданный и вообще похож на наказание за побег и за Сашу.
А после обрушился с новыми силами, заставляя ломать спинку собственной кровати и не обращать внимания, как в стену ударили чем-то тяжелым.
- Да заткнитесь на хер! – приглушенно прозвучало через стену. Стены очень тонкие, словно картон и немудрено мы мешали соседями.
Это не я. Не я была. Это он виноват.
По окончании созвучного дуэта то ли ласкающих друг друга, то ли дерущихся тел уставшие, тяжело дышащие устало рухнули на сырую, пропитанную потом простыню. Макс только перегнулся и поднял с пола подушку и устроился на ней, а я легла бочком к стене, а щекой на его груди. Тяжело дышали и пытались успокоиться, иначе от переизбытка удовольствия и адреналина могло сердце не выдержать. По крайней мере, у меня! Ощущение, что сердце сейчас пробьет ребра и выскочит наружу. Максим обнимал и прижимал к своему боку, пальцами игрался с моими волосами, иногда гладил плечи или щекотал голую спину вплоть до поясницы. Накрывал ладонью ягодицы и покрепче за них прижимал к себе.
Солнце начинало вставать, а это знак, что пора всплывать с глубокой бездны удовольствия и полного ощущения умиротворения. Вновь становиться уравновешенной, думающей Катей. Экстаз разливался приятной усталостью и не давал пошевелить пальцем на ноге. Я пробовала поджать пальцы, но было лень. Я разбитая, а от него исходила странная аура спокойствия. Я бы назвала состояние - Максим «рад», доволен, объелся. Не знаю, как определила? Почувствовала по его пальцам ласкающим спину и крепкому объятию.
Среди ночи Максим один раз отвлекся и «переговорил» с соседом через стену. Больше претензий к громкости стонов и скрипа не было.
В течение ночи он постоянно говорил - «Моя Катя». Обращение как к плюшевой зверушке. Мне бы воспротивиться знаку принадлежности — я ведь не вещичка, но спорить не было сил. Тем более звучало — странно, но тепло. Будто Максим причислил к себе. Обозначил меня своей частью.
Я погладила его запястье с твердыми выступающими синими венками и неожиданно для себя спросила:
- А где моя фенечка? – и, подняв подбородок, посмотрела пристально в спокойные серые глаза.
А те медлили с ответом, «переместились» с меня на шкаф, стоявший возле стены. Будто обдумывал ответ или избегал смотреть на меня.