— Ты нормальный! Шрама почти не видно! Никто не увидит. Щетину отпусти — и станет не заметно. Поступишь, куда тебе надо. Уедешь осенью, — я проглотила слова, что уедет и забудет обо мне. — Выучишься…
Саша покорно замолчал, улегся и покорно лежал, пока вжимала его в диван и весом тела, и ладонями.
— Через пять лет станешь умным и взрослым, пойдешь работать и переедешь на богатую половину. Женишься и нарожаешь кучу детишек.
Последнее произносила более тихо, потому что Саша прекратил паниковать и смотрел сосредоточенными голубыми глазами, в глубине которых появилось спокойствие и немного уверенности. Зародилась капля надежды на неплохое будущее.
Саша успокоился. Сердце его забилось быстрее. Наращивало темп. Чаще, чаще, напористее, стучало мне в ладони. Грудь не так шумно вздымалась под моими ладонями. С каждым вздохом все спокойнее и спокойнее, что означало почти весь гнев из легких вышел. Глаза хоть и блестящие, но не испуганные. Бледность исчезла, появились свежие краски на лице. И мужской настрой резко сменился, когда взгляд перешел на вырез моей рубашки и волос, которые переброшенные через одно плечо, раскачивались между нами.
Саша накрыл мои ладони своими и каким-то странным образом перекатил меня с себя на лопатки. И теперь оказался сверху.
— Ты не ответила. Кому я нужен? Тебе нужен? — вопрос прозвучал вырезу рубашки.
Шею жалили бесконечные, вороватые поцелуи, будто крал минуты близости со мной. Мужские пальцы неуверенно то натягивали, то отпускали края рубашки в месте выреза, не решаясь расстегнуть первую пуговицу, сдерживающую грудь.
Саша целовал шею, подбородок, за ухом с упоением, словно наслаждался каждым прикосновением. Я себя чувствовала не иначе как божеством, красоте которого поклонялись и боялись испортить.
— Я тебе нужен? — поторопил с ответом.
Одна пуговица на белой рубашке хлоп. Потом вторая. Ниже… ниже. Груди легче, обтягивающая рубашка больше не сдавливала ребра.
— Нужен, девочка-Саша! — не удержалась от колкости и от смеха, потому что голому животу от дыхания и влажного языка было очень щекотно.
— Ждать будешь? — опять поцелуй в ямку пупка.
— Буду. Видимо судьба у нас такая. В детстве расстались, потом встретились. Теперь расстаемся и надеюсь встретимся.
Всего секунду засомневалась. Внутри поднялся протест, возможно испуг перед неизвестностью, когда мужские пальцы начали расстегивать джинсы.
Неудобство, горечь и постоянные холодные мурашки. Но списала на страх и заставила себя расслабиться. Я хотела Сашу, добивалась его. Он пострадал из-за меня, поэтому всё происходящее правильно, как и должно быть.
А дальше разговаривать не имело смысла. Только в самом конце дня на прощание, когда пообещали писать СМС и звонить друг другу.
Глава 8
Саша, не ведая того, дал толчок для развития, указал путь. Лоб разбить об гранит науки, но поступить в тот же университет. Благо Интернет никто не отменял, и была возможность узнать необходимые для поступления требования.
«Международный университет» приглашал к обучению молодых людей из разных стран, даже из дальних южных. Единственная специальность, под которую могла попробовать пройти — это языки. К сожалению, связей у родителей нет, чтобы помочь с поступлением, значит, всё самой.
Апрель-май посвятила экзаменам, вроде тыковка соображала, поэтому сдала с отличием. Когда родители узнали, куда собралась поступить, мягко говоря удивились. Папа поддержал, махнул черноволосой головой, редко покрытой сединой, и сказал любые деньги для любимой дочери.
Мама хмыкнула. А ее «хмык» всегда хуже красного цвета для быка, хуже дозы для наркомана. Мгновенно заставлял вставать и идти что-то делать, дабы утереть ей нос. Поступление в Международный университет стало делом принципа. Мама гордилась сестрой, которая поступила в университет Столицы. А это Международный! Сродни сокровищницы во дворце — самое главное, почетное место для элиты страны.
Я — не я, если не поступлю. Лоб разобью! Зуб отдам, ну и так далее и тому подобное.
Не заметно наступил конец июня, наполненный учебой. Саша раз в неделю писал СМС. Один раз признался в любви. Эти слова четко чувствовались в его дрожащих руках и неуверенных жестах. У него действительно дрожали пальцы, когда прикасался. Словно не мог представить или вообразить, я — не сон, а живая плоть.