Я крутилась по скользким простыням, металась как пойманная добыча, ногтями драла и кусала подушку. Максим пришел позже, когда я успокоилась и находилась, словно во сне. Хозяин квартиры расплывался перед глазами, а его голос звучал глухо.
На белом подносе — еда в постель. Я молча отказывалась и стеклянными глазами смотрела на Максима, а тот не выдержал. Раздраженно схватил за запястье, преодолевая мое сопротивление, и зажал меня между ногами. Посадил и пытался кормить, но в ответ я выплюнула фруктовый смузи на деревянный пол, отказывая есть или пить.
Ставить на себе опыты не позволю, лучше самой выбрать, как умереть!
Максим швырнул на пол спиной, отчего показалось, что хрустнули позвонки. Веки с огромным трудом открылись, словно все силы по капле выкачали и даже резервные силы не оставили на черный день. Потому что чернее дня не будет.
— Ненавижу тебя, Максим, — прошептала, глядя с пола на его, возвышающегося надо мной огромной тушей. Вот теперь я нашла определение своему отношению. Он показал правильную сторону.
— Ничего личного, Катя, это задача… работа.
Он будто оправдывался. Зачем оправдываться, если мы по разные стороны. Он — на одной я — на другой. Его цель — разорвать мою душу (сознание, психику) в клочья, оставить ошметки и выбросить на помойку, а моя — сохранить психику или зашить.
Да только, как бы не храбрилась страшно смотреть в мутные равнодушные стекла, лопатками ощущая неровные доски балкона, и не закрыть глаза, глядя на замах руки. Я и не смогла стойко выдержать, позорно закрыла веки. В тот же момент мощная пощечина хлестко ударила, так что шею едва не вывернуло. Челюсть свело судорожной болью.
Его цель — привести меня в сознание, а моя цель — умертвить себя.
— Ах ты, упертая зараза! — швырнул обратно на кровать. Наверное, со стороны я была похожа на психически больную, но по-другому не могла защититься. Я не стану служить развлечение для богатеньких ублюдков, лучше сразу умереть. Голодом и жаждой заморю себя. Сдохну, как можно быстрее, мне не зачем дальше цепляться за жизнь.
Не понятно Максим дрался со мной или я с ним, когда он завалил на лопатки и зажал ногами мои бедра. Что-то кричал в лицо, а я не слушала. Уже отключилась от происходящего, нажала рубильник, приостановила любые страхи и сомнения.
Потом он отнес в душ. Включил ледяную воду и встал вместе со мной под охлаждающие струи. Мокрая одежда мгновенно тряпкой прилипла к коже. Максим тряс, как куклу, пытался привести в сознание, лупил по щекам настолько сильно, что голову скручивало то влево, то вправо. Думала зубы хрустнут, щеки адски горели, но мне было всё равно.
— Не ломайся рано… — вновь подхватил на руки и в мокрой одежде, льнувшей к телу, понес в медицинское крыло. В процессе ходьбы с волос стекала вода на асфальт. Я была неестественно прогнута в спине, руки плетьми висели вниз, а Максим подкидывал меня, чтобы встряхнуть и привести в сознание.
Потом больница и белая кровать… капельница, ненавистный голос психиатра.
— Она себя убивает. Специально. А я говорила у нас с ней будут проблемы. Плохой материал для Куклы, кто хотел поэкспериментировать? Ну? Кто хотел поэкспериментировать? Сколько раз говорила — материал должен быть достаточно побит жизнью…
Лекарства. Палата провоняла противными лекарствами, которые забивались в носовые проходы, горло и глаза. Вены посинели от того, сколько их кололи иголками. Я чувствовала только умиротворение, глядя сквозь множество врачей в белых халатах в окно на свободный ветер и солнце. Боковым зрением фиксировала Максима, стоявшего в уже высохших после нашего купания шортах. А он не умел смотреть боковым, мог только прямо, поэтому его взгляд всегда прямой на мне, руки спрятаны в карманах, расслаблен и спокоен.
И вновь я безмолвная оказалась на его руках, Максим что-то говорил про упертых зараз, которые повадились передвигаться на нем, но он не соглашался оставшуюся жизнь носить меня на руках.
Уже поздно ночью на том же балконе я успокоилась. Молча лежала и наблюдала за луной на небе. Сзади на соседней подушке на стороже, почти впритык тело Максима. Должно быть не рад тому, какой выбрал дефектный рабочий материал.
— Максим… сколько мне осталось?
Он пододвинул подушку, локоть поставил рядом с моей головой.
— Всё зависит от личных качеств испытуемого, — немного помолчав, добавил. — Это моя ошибка. Не надо было тебе говорить подробности.
Я промолчала и продолжила рассматривать сквозь стеклянное огорождение забора роскошный вид на море. Даже до сюда доносилась приятная песня шумной воды. На песке, очерчивая береговую линию, горели яркие фонари, которые полностью захватили мое внимание.