Он втыкает лопату в землю и вытирает руки.
— Того, кто уничтожил не только твою, но и мою жизнь, — он возвращается к лопате, и утрамбовывает ею землю на верху могилы. — А теперь я сделаю то же самое с ними.
Уничтожили его жизнь? Он говорит о тех, кто охотится за мной? Или он имеет в виду время до встречи со мной?
Один взгляд на него, и я знаю, в чем дело. Он снова прячет от меня лицо.
— Это касается твоего шрама? — я пытаюсь придать голосу мягкость, и не вывести его из себя.
Он отбрасывает лопату, и тяжело дышит.
— И это тоже.
Я облизываю губы, обдумывая, что хочу спросить дальше.
— Что они с тобой сделали?
Его взгляд впивается в землю, пока он притаптывает грязь ногой.
— Ты не захочешь знать.
— Я хочу, — произношу я, настаивая на своем.
Он смотрит на меня. Между нами виснет кратковременное молчание.
— Ты? Ты хочешь знать обо мне? — фыркает он.
— Что странного в том, что я хочу знать, кто мой похититель? Через что он прошел? По крайней мере, это даст мне осознание того, что мне не одной здесь больно.
— Да, зуб даю, ты используешь это против меня. Знание — это сила.
Я сглатываю нервозность. Боже, ну почему он всегда на шаг впереди меня? Я поджимаю губы.
— Хорошо. Не хочешь рассказывать, мне плевать.
Лопатой я утрамбовываю землю на могиле, пока Икс забрасывает ее листьями.
Проходит некоторое время, прежде чем он снова начинает говорить:
— Ладно. Я думаю, что расскажу тебе. После этого, питомцу, которого я из тебя сделал, лучше позаботиться о том, чтобы хорошенько задобрить меня. Возможно, мне станет легче, если ты будешь знать.
— Знать что?
— Как я пожертвовал всем ради тебя.
***
Вторник. 9 декабря, 2008.
Капли пота скатываются по моему лицу от того, что ни один человек на земле не должен видеть.
— Ты знаешь, почему мы должны сделать это, — говорит моя мать.
Я вырываюсь и ерзаю на деревянном стуле, пытаясь освободиться. Веревки врезаются в плоть, но мне плевать. Всего лишь вид этой штуки толкает меня подорваться с места и убежать, и мне плевать, что я привязан.
— Пожалуйста, мама, разве нет другого выхода? — спрашиваю я. Я никогда не использовал это слово раньше. Сейчас как раз подходящий случай.
— Нет, — рычит мой отец. — Мы говорили тебе, что случится, если ты ослушаешься нашего приказа.
Вокруг меня сгущается тьма, и поселяется в моем сердце. Комнату освещает лишь огонь, потрескивающий передо мной. Мой взгляд мечется назад к матери и к тому, что она делает. Мороз сковывает позвоночник, когда я вижу, как она играет с огнем. Вот только игра закончилась уже очень давно.
Я сглатываю.
— Я не заслуживаю такого. Не за то, что я сделал.
— Это именно то, чего ты заслуживаешь! — кричит отец. — Неужели ты не видишь? — Он хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Позор и унижение, которые я чувствую, отображаются в его глазах. Я понимаю, что это случится на самом деле.
Желание убраться отсюда берет верх.
Я подрываюсь вместе со стулом, и пытаюсь убежать, но отец хватает меня и заставляет сесть обратно.
— Нет!! Ты не можешь этого сделать!! — ору я.
Он держит меня, сжимая руки и наступая ногами на мои. На его лице неумолимость, которой я прежде никогда не видел.
— Ты знал риск. Я предупреждал тебя, что случится, если ты продолжишь.
— Это был не я! — кричу я. — Не я все это начал!
Отец опускается передо мной на колени. Я вижу, как мама помешивает огонь, и от этого
зрелища меня начинает тошнить.
— Тебе нужно было использовать глаза для более благих целей.
— А кому есть дело? Ты монстр! Вы оба!! — мой голос разрывается. — Как вы можете сделать это со мной?! Вы сошли с ума?!
Моему вопросу ответ не нужен. Я знал его с тех самых пор, как появился в этом гребаном мире. Моя семья никогда не была и не будет нормальной. Они хищники. Отбросы земли. Темные защитники гнусных ублюдков и убийцы невинных. Мы везде и нигде одновременно. Мы — никто. Наши жизни ничего не стоят.
Моя жизнь ничего не стоит. Даже для них.
— Хватит. Это твое наказание. Конец истории. У тебя был выбор, и ты просрал его, — отвечает отец.
— Выбор?! Моя жизнь! Нельзя выбирать между смертью и этим!! — я стискиваю зубы.
Он улыбается. Это так мерзко.
— Выбор есть всегда.
Он встает и отходит на пару шагов. Мама поворачивает голову и поднимает кочергу. Раскаленный наконечник в форме «Х» светится дьявольским красным светом. Паника во мне начинает хаотически курсировать под кожей.
Я выкручиваюсь и вырываюсь на свободу, но это бесполезно. Щелчком пальцев отец подзывает нескольких мужчин к себе на помощь. Они хватают и сдерживают меня.
Отец поворачивается ко мне спиной, прокашливаясь.
— Ты уничтожил нас. По твоей вине мы потеряли того же клиента во второй раз. Это твое наказание. Прими его с достоинством и честью.
Мама осматривает кочергу и улыбается в мою сторону.
— Я люблю тебя, мой дорогой мальчик, но это нужно сделать. Ты знаешь правила.
— К черту правила! — кричу я. Я сопротивляюсь, но мужчины продолжают свой натиск.
— Даже в нашей профессии есть правила. Тебе стоило понять это прежде, чем нарушать их.
Она поднимает руку, я откланяюсь назад, но этого недостаточно. Она все равно тянется ко мне. Рукой она нежно касается моей щеки, и гладит меня. Внезапно она превращается в любящую и заботливую мать, которой никогда не была.
Я до боли скриплю зубами, пытаясь укусить ее. Она убирает руку и посмеивается.
— Иначе нам бы пришлось убить тебя. Ты знаешь, почему мы не можем просто так оставить это, — она поднимает кочергу. — Око за око.
И с этими словами она впивается кочергой в мой правый глаз. Мои легкие не могут вынести криков, которые провоцирует болезненная агония. Тело разрывает, мое дыхание настолько учащенное, что кажется, меня разорвет в клочья, словно воздушный шар. Кожа горит. Боль не сравнится даже с кинжалом, который насквозь вонзили в тебя и проворачивают, словно сверло. Я чувствую, как по лицу мерзко струится теплая кровь. Моя кровь. Закрывать глаз нет смысла. Красное становится черным, как только все заканчивается. Мои крики никого не волнуют, и она продолжает уродовать меня. В ноздри бьет такой запах, что на глаза наворачиваются слезы, даже если у меня теперь только один глаз.