– Несколько фильмов Берты Сноуберд я видел, – сказал я. – Она настоящий мастер. Где она тут?
Мы вернулись к дальней стене, и Сьюки показала на энергичную девушку с прямыми черными волосами, разделенными пробором, атлетическими плечами и глазами как у львицы. Коротко подстриженный молодой человек лет двадцати пяти с внешностью красавца актера обнимал ее за шею.
– Что за юноша? – спросил я.
– Дон Мессмер, – ответила Сьюки.
В объектив камеры улыбался человек, отдающий себе отчет в том, что он потерял почву под ногами и в то же время ему необычайно подфартило. С другого края группы темноволосый мужчина с сигаретой во рту прислонился плечом к Сэмми Шварц.
– А этот?
– Он преподавал английский в Альберте, – сказала Рэчел. Она поднесла наполовину полный стакан к губам и осушила его. – Его звали Эрвин Лик.
Я увидел Пайни Вудза сидящим на скамейке в Мерчантс-парке.
«За тенью следуем – она все убегает; лишь отойдем – за нами тень бежит».
– Почему на фотографии нет Эдварда Райнхарта? – спросил я.
– Эдвард терпеть не мог фотографироваться, – ответила Рэчел. – Сьюки, ты помнишь те времена…
Затолкав едва ли не весь гамбургер в рот, Сьюки ответила:
– Еще б не помнить. – Она подняла вверх указательный палец и проглотила гамбургер. – Помню и другие.
– Ну почему мы были такими глупыми? Как-то раз кто-то сфотографировал Райнхарта, но разбил фотоаппарат. Через три месяца Саджит фотографирует его на улице, и он выхватывает ее камеру и выдирает оттуда пленку. Нам тогда еще следовало задуматься над этим.
– Мы считали, что подозрение – буржуазный пережиток, – усмехнулась Сьюки. – Как ты поживаешь, Рэчел?
Рэчел Милтон прикончила второй «Манхэттен».
– Честно говоря, не здорово. Это просто ужасно, что Стар умерла. А мой муженек вдруг решил, что в жизни ему не хватает чего-то новенького, а именно – тридцатипятилетней ледышки, ловкой в разделе земельной собственности. Теперь он спит и видит, как бы жениться на этой ледышке.
– Сколько ему? – поинтересовалась Сьюки.
– Семьдесят два, однако это ему не помеха. Он влюблен. Не влюбись Гринни в нее, он бы окончательно влюбился в себя, так что и в подобной ситуации есть свои плюсы. Ты была замужем?
– Официально – однажды, – ответила Сьюки. – Неофициально – два с половиной раза. Рэчел, ты забыла, как я выходила замуж за Роджера Лэтропа!
– А, музыкант, который все время ерзал, когда играл на клавесине. Как только ты сказала, я сразу и вспомнила. Я бы еще выпила, только не «Манхэттен». Бокал белого вина.
– А я повторю «Манхэттен».
Я помахал рукой Бобу Бреннану. Сьюки повернулась ко мне:
– Я рассказывала тебе о Роджере. Мы учились в колледже Пофэма, а через шесть лет Мичиганский университет сделал его своим штатным художником. Мы оба были счастливы убраться из Пофэма, поверь. А потом…
– Роковые слова, – сказала Рэчел.
– А потом Роджер заявил мне, что я торможу его творческий прогресс, но что я не должна принимать эти слова как личное.
– И как же звали сучку? – спросила Рэчел. – Наверняка студентка.
– Его лучшая ученица, Соня Скиффингтон. В Мичиган поехала не я, а она. Я же вернулась сюда. О неофициальных мужьях я предпочла бы умолчать. Один из них был отличным парнем, но скоропостижно скончался во время своей ежедневной пятимильной пробежки, а двое других оказались просто чем-то вроде «печенья судьбы»[59].
Двадцать минут спустя Сьюки сказала:
– Когда я увидела Стар в больнице, я думала, у меня сердце разорвется.
– Я тоже, – кивнула Рэчел.
– Рэчел, ты же не ездила в больницу.
– Ах да! Точно. У меня был тогда жуткий день. Я шипела на всех и каждого. – Она с большим трудом сконцентрировала взгляд на мне. – И на тебя – тоже, помнишь?
– Отчасти, – сказал я.
– Гринни только что дал мне понять, что мои услуги больше не пригодятся. Сьюки, у меня потрясающая идея. Нам обеим надо выйти замуж за Нэда.
– Рискованная затея, – улыбнулся я.
– Возможно, мальчик только внешне очень похож на Эдварда, – сказала Сьюки. – А во всем остальном он куда более славный.
– Эдвард славным никогда и не был. Именно это нас всех и сводило с ума.
– Эдвард на всех плевал. Даже на Стар. А кому до нее было дело, в курсе? Дону Мессмеру.
– Ой, не надо, пожалуйста, об этом типе. Знаешь, как некоторые мужчины пользуются тем, что хороши собой? А так-то им всего только и надо, что плыть по течению, я права? Дон Мессмер!…
– Интересно, чем сейчас занимается Дон? – спросила Сьюки.
– У него бар в Маунтри, – сказал я. Женщины рассмеялись.
– Рэчел, ведь это значит… – Сьюки снова зашлась смехом. – Это значит, что ему приходится воровать у себя самого.
– Нам, пожалуй, пора двигаться, – напомнил я.
– Прости нас, пожалуйста. Мы со Сьюки не виделись целую вечность. Потому и веселимся.
– А знаешь, ты права, – сказала Сьюки. – Пошли за Нэда замуж.
– Прежде чем мы поженимся, давайте-ка я отвезу вас домой, – сказал я.
– Еще минутку, – попросила Рэчел. – Два вопроса. Первый… Ты не передумал отправлять дядю в «Маунт-Болдуин»?
– Нет, – сказал я.
– Хорошо, я займусь этим. Напиши, пожалуйста, мне его имя, а то забуду. – Она покопалась в сумочке и выудила блокнот и ручку.
Я записал ей имя Кларенса, номер телефона Нетти и добавил строчку: «Дядя Стар, устроить в "Маунт-Болдуин”».
Рэчел кинула взгляд на страничку и убрала ручку с блокнотом в сумочку.
– Вопрос второй. Нет, даже не вопрос. Кажется, я собиралась тебе что-то рассказать?
– Вспоминайте.
– Так, мне пора домой, – заявила Сьюки. – Нэд, отвезешь меня?
– Отвезу вас обеих.
– Если я решусь рассказать тебе это кое-что, – сказала Рэчел. – Я не решилась. Договорились?
– Договорились.
Рэчел нацепила темные очки. Мне почему-то подумалось, что она маскируется:
– Мой муженек дал мне отставку ради тридцатипятилетнего вампира из Гонконга; я ясно выразилась?
– Вампирши из Гонконга, – поправила Сьюки. – Вопрос к аудитории в студии: когда она берет в рот, сосет ли она кровь?
– Гринни думает, что ему все сойдет с рук. Так же считает и его лучший друг. Знаете, о ком я? Имя не говорите, только инициалы.
– С. Х.
– Правильно. Сьюки, угадай, что его лучший друг частенько делал, когда шел за мной на кухню в разгар вечеринки?
– Хватал тебя за сиськи и тянул твою руку к своему члену, – сказала Сьюки. – Тоже мне загадка.
– Такая скотина. У Гринвилла и его дружка какой-то бизнес?
– По-видимому, – кивнул я.
– И тут вдруг на этого его лучшего друга сваливаются обвинения во всех тяжких.
– Так.
– И друг лучшего друга, вне всякого сомнения, попадет в беду, если в беду попадет Стюарт. Мы ведь не называли никаких имен, верно?
– Пока что я расслышала два, – сказала Сьюки.
– А я не с тобой разговариваю. Теперь представь: жена друга этого друга решила, что оба голубчика заслуживают того, что на них свалилось. Предположим, ей как-то удалось защитить себя в финансовом отношении, в то время как муженек все еще заботится о ней и кладет ее на операционный стол в день ее рождения.
– Изверг, – сказала Сьюки.
– Ну, вот мы и добрались до мистера Эдварда Райнхарта.
– Каким образом? – спросила Сьюки. – Ах да, ты ж не со мной разговариваешь.
– Думаешь, это его имя – настоящее?
– Нет, – ответил я.
– А? – спросила Сьюки.
– Я второй заместитель председателя юбилейного комитета. Лори была первым заместителем, потом Стюарт выкинул ее оттуда. Вот что: тебе надо просмотреть снимки.
– Какие снимки? – спросил я.
– Да фотографии.
– Часть наших семейных фотографий потеряна. – И тут наконец до меня дошло, о чем Рэчел пыталась рассказать мне. – Фотографии Эдварда Райнхарта! Вы видели фотографии в библиотеке и на них узнали его, так?
– Я ничего подобного не говорила. Сьюки, разве я говорила?
– Мне правда очень надо домой, – запричитала Сьюки. – Чем скорее, тем лучше.
Я спросил у Рэчел, на месте ли сегодня ее горничная.
– Да, сегодня Лулу работает. Если это можно назвать работой.
– Я отвезу вас домой на вашей машине, а Лулу может вернуться со мной, когда я повезу Сьюки.
– Ты небось думаешь, я забуду то, что рассказала о твоем дяде? – спросила Рэчел. – Однако слово я дала.
Я помог Сьюки подняться со стула. Когда мы выходили, я подхватил со стойки бара картонку со спичками, подумав о том, что надо бы сегодня попозже позвонить Бобу Бреннану.
59