Карпентер Хэтч, оправившись от замешательства, рявкнул:
– Убирайтесь отсюда! Это дело вас не касается.
– Он видел нас, – сказал Милтон.
– Не трясись, Сильвестр, взгляни как следует на этого старика, – успокоил его Хэтч. – Он же полоумный дегенерат, – и звонким голосом добавил: – Послушай, старина. Ты больше не работаешь на мистера Данстэна. Он серьезно согрешил и должен быть наказан. У меня в кармане пятьдесят долларов, это большие деньги, но они могут стать твоими, если ты сейчас уйдешь отсюда и будешь держать язык за зубами.
Кордуэйнер застонал и бросился на них. Милтон и Ля Шапель пустились наутек, бросив факелы. Карпентер Хэтч глянул через плечо, отскочил назад и швырнул свой в Кордуэйнера. Прежде чем Кордуэйнер успел подхватить его в воздухе, Карпентера уже след простыл. Я выскочил из укрытия и затоптал загоревшуюся траву. Кордуэйнер держал факел над головой, прислушиваясь к звукам панического отступления. Плечи его вздымались и опадали, как поршни. Я не мог понять, рыдал он или просто тяжело дышал.
Кордуэйнер резко повернулся и кинулся к дому. Попадая в пламя факела, над его головой трещали и шипели листья.
Когда я выбежал из леса, Кордуэйнер метался вдоль стены дома и кричал. На щеках его блестели слезы. Когда я приблизился к нему на шесть футов, лицо Кордуэйнера вдруг закаменело от потрясения, а затем оживилось – он узнал меня. Страдальческий рев вырвался из перекошенного рта:
– Ты знаешь, что он со мной сделал?!
– Он лгал вам, – проговорил я.
Сжимая факел как копье, Кордуэйнер бросился к краю луга и там начал кружить. Он что-то искал, но я поначалу не понял этого и подумал, что старик впал в животное бешенство. На втором круге он упал на колени и выкопал длинный, гладкий, испачканный землей камень. Затем левой рукой он поднял факел и устремился назад, к дому. Проплыв по воздуху, словно диск, камень врезался в окно, расплескав стекло брызгами сверкающих осколков. Второй широкий замах – и в разбитое окно полетел факел.
Кордуэйнер завертелся на месте, вскрикивая то ли от возбуждения, то ли от непереносимой душевной муки. Он взглянул на меня, но увидел только пару факелов в моих руках: выхватив их, он поспешил к фронтону дома.
В портике загорелся свет. Оглушительно лязгнув, отошел засов, и входная дверь распахнулась, явив пустой коридор перед комнатой, в которой меж стопками книг взлетали языки пламени.
– Где он?! – вскричал Кордуэйнер.
В освещенные окна фасада я увидел седовласого Говарда, легкими шагами идущего к порогу комнаты, в которой Кордуэйнер получал свои уроки безумия. В окне над портиком показался слабый свет, струившийся откуда-то из глубины дома Я услышал – или вообразил, что услышал, – звук, напоминающий писк летучих мышей. Узкие огненные ручейки побежали через пол кабинета и, подпитанные ночным воздухом, взвились и хлынули в коридор.
– Он идет на чердак, – сообщил я Кордуэйнеру; тот обратил на меня яростный взгляд. – Там и все остальные. Вы, наверное, слышали, как Карпентер и Элли шептались о них.
Задыхаясь, Кордуэйнер проговорил:
– «Осьминог, сороконожка, что-то вроде паука…»
Мы чуть отступили от стены и взглянули наверх. Окна чердака окрасились золотисто-желтым светом.
Я полагал, что Кордуэйнер исполнит собственное пророчество и бросится в горящий дом. Но он сделал то, что изумило меня, – испустил какой-то нечеловеческий звук, в котором слышались высокомерие и радость под пеленой безумия. Мне понадобилась секунда, чтобы понять: Кордуэйнер хихикал.
– Роберт! Обидно, что у тебя не хватило ума и учтивости прочитать мои рассказы до того, как уничтожить их. Поступи ты таким образом, ты бы постиг смысл нашей ситуации. Все записано! Мы с тобой привели друг друга сюда.
Я попытался отыскать Роберта, но Роберт исчез.
– Записано? – переспросил я, теперь уже всерьез пытаясь потянуть время. – Каким образом?
– По милости… – Лицо его осветилось восторженной улыбкой. – По милости, с удовольствием тебе сообщаю, моего гения. Какой же я был глупец. Я забраковал собственный шедевр! – Кордуэйнер начал захлебываться истерическим смехом.
Его очевидное унижение набрало силу и обратилось почти без всякого перехода в эйфорию, напугавшую меня больше, чем все случившееся перед этим. Я отошел чуть в сторону, страшно злясь на Роберта за то, что снова бросил меня:
– Вы хотите сказать, что вы написали о Говарде Данстэне?
– Я написал о Другом, чье имя мне неведомо. Он предал меня, Роберт, ты был абсолютно, просто гениально прав!
– Ну так присоединяйтесь к нему, – сказал я. – Если это то, о чем вы писали, займите свое место, пока не поздно!
– Ну как же ты не можешь понять?! – заорал Кордуэйнер. – Присоединиться к нему должны мы оба!
Повторяя худшие мгновения моего детства, какая-то сила, будто рука великана, оторвала меня от земли и повлекла к открытой двери. Кипя от возбуждения, Кордуэйнер устремился ко мне. Я отлетел назад футов на десять, едва успев избежать огненного объятия пламени факелов в его руках. За эти мгновения я успел собрать в кулак всю свою силу, чтобы противостоять ему. Это было – теперь, оглядываясь назад, я припоминаю, что именно так мне и казалось тогда, – словно мне удалось разбудить и включить в действие некую неактивную частицу Роберта. Когда я остановился как вкопанный у самого угла портика, за моей спиной, подобно разъяренному огромному зверю, заклубился жар, угрожая запалить мою одежду одной лишь своей близостью. Кордуэйнер тоже остановился. С расстояния пары футов он швырнул в меня сгусток той же деспотичной энергии, которая когда-то держала меня в неволе, и я почувствовал, что могу противостоять ей. От жара у меня в ноздрях закрутились волоски. Я не двигался.
Кордуэйнер взвыл от разочарования.
Лицом к лицу стояли мы, связанные патовой ситуацией, которая будет длиться до тех пор, пока один из нас не устанет. Без Роберта я чувствовал себя физически неполноценным и обреченным. И тут в голове моей открылась потайная дверца, и из обширного, темного, неизведанного пространства, что было за ней, прилетел голос Стар Данстэн: «Передо мной будто мир раскрылся и поведал свою историю». С чувством, что я отдаю себя тому, чего больше всего в жизни страшился и в чем сомневался, я шагнул за порог двери – по-другому описать происходившее я не в силах. Подчиняясь воле ужасающей, неизбежной капитуляции, я шагнул в какую-то стихийную тьму, я перешел. Сила и мощь, об обладании которыми я прежде не подозревал и которыми никогда не желал повелевать, вырвались из самого центра моего существа и, крадучись, пробирались сквозь психический вихрь Кордуэйнера.
– Ты должен войти в дом! – выл Кордуэйнер. – Ты что, не понимаешь? Ступай!
– Это твой рассказ, а не мой, – сказал я, сделал шаг в сторону от стены и окутал его ужасающими чарами, которые я унаследовал от Говарда Данстэна. Мой старинный враг, Мистер Икс, Кордуэйнер Хэтч, распахнул рот и заверещал, как кролик, почувствовавший петлю силка на лапе. Я почувствовал, что мне тоже надо закричать, однако вместо этого… швырнул воющего Кордуэйнера в ярко пылающий дом наших предков.
Где-то внутри дома начали рушиться прогоревшие стропила. Окна чердака вспыхнули красным, затем – ярко-голубым. Я попятился от пожарища и медленно, по слогам, бездумно произнес имя Роберта. Рев пламени заглушил мой голос. Еще одна балка с грохотом полетела на пол. Темное покрывало ночи гасило прорывающиеся сквозь крышу языки пламени. Я приказал себе вернуться в «Медную голову».
121
Меня всего колотило, и запах гари въелся в одежду. Я положил руки на стол. Когда они перестали дрожать, я вытащил из кармана библию Кордуэйнера Хэтча. Как и от моей одежды, от нее несло распадом. Открыв книгу наугад, я прочитал первое предложение, на которое наткнулся взглядом:
«… Осьминог, сороконожка, что-то вроде паука, но тела их венчало то, что наполовину напоминало человеческое лицо, и…»