Тут в кухню вошла Лили и закрутилась вокруг огромного стола. Она уже оделась и уложила волосы иначе, они казались теперь подстриженными и причесанными, но несколько выпущенных локонов на затылке ее не красили, пусть и оттеняли белизну шеи.
— Как, ты съел половину выпечки для церковного собрания? — воскликнула она, разумеется, слегка преувеличивая. — И это после моего каторжного труда! Что я скажу, когда придет проповедник?
— Но разве проповедник не здесь? — Хобарт ткнул вилкой в сторону соседней комнаты, намекая на человека по имени Ральф.
— Разумеется, нет, Хобарт… Это не проповедник, неужели ты не способен отличить.
— И почему мне это взбрело в голову? — пробормотал Хобарт, а Лили уселась за стол и заголосила:
— Когда в моей жизни наконец-то появилась четкая цель, — говорила она сквозь всхлипы, — мне довелось встретить именно вас двоих — черствых, эгоистичных, невнимательных сопляков!
Стоя теперь на пороге кухни, по-прежнему голый Ральф рассмеялся.
— Я намерена вызвать шерифа! — пригрозила Лили. — И знаете, что я сделаю завтра утром? Вернусь к Эдварду Старру в Чикаго. Вот. Теперь-то я понимаю, как сильно он меня любит, а я даже не догадывалась.
Мужчины молчали, украдкой переглядываясь, а Лили ревела навзрыд.
— Ах, Лили, — сказал Хобарт, — даже если ты поедешь повидаться с Эдвардом, то снова вернешься домой к нам. Ты же знаешь, что не получишь в Чикаго такой любви, какую мы дарим тебе здесь.
Лили горько плакала, повторяя, что никогда не сможет объяснить прихожанам, почему пожертвовала так мало выпечки для большого собрания.
Утерев слезы носовым платком, который одолжил ей Хобарт, она взяла нож и с неистовым рвением и злобной быстротой отрезала кусок нетронутого торта.
Лили размашисто облизалась, словно подчеркивая, какой он вкусный.
— Уеду в Чикаго и больше никогда не вернусь! — сделав это заявление, она вновь разрыдалась.
«Проповедник» (Хобарт по-прежнему называл его так) подошел к жующей, плачущей Лили и положил ладонь в ложбинку между ее грудями.
— Только не начинай опять, Ральф… Нет! — она вспыхнула. — Нет, нет, нет!
— Хочу еще, — обратился к ней Ральф. — Твои лакомства меня возбудили.
— Эти выпечки и впрямь чертовски хороши для церкви, — наконец сказала она с капризным, зловещим лукавством, и Ральф догадался по интонации, что она готова ему отдаться.
— Хобарт, — Лили повернулась к брату Эдварда, — почему ты не идешь домой? Мы с Ральфом давно дружим, с самого детства. Я уже уделила тебе внимание. Но люблю я Ральфа.
— Сейчас моя очередь, — запротестовал Хобарт.
— Нет-нет, — Лили вновь заплакала. — Я люблю Ральфа.
— О черт, ну дай ему последний разок, Лили, — уступил «проповедник».
Ральф отошел в сторону и стал вертеть в руках еще не разрезанный пирог.
— Признайся, Лили, кто тебя научил готовить? — сонно спросил он.
— Ральф, я хочу, чтобы ты отправил Хобарта домой. Хочу, чтобы ты был со мной в постели. У стенки — это просто возмутительно! Ральф, сейчас же отправь Хобарта домой.
— А может, дашь парню еще разок? Потом я обязательно оприходую тебя наверху, — он продолжал громко жевать и глотать.
— Пошел ты к черту, Ральф, — вздохнула Лили. — К чертовой матери!
Она подошла к огромному столу, взяла ближайший торт и бросила его в «проповедника».
Его глаза, выглянувшие из месива, в которое превратилось лицо, не на шутку ее испугали. Она отошла к Хобарту и затаилась.
— Ну хорошо, Лили, — сказал «проповедник».
— Только не делайте ей больно, — взмолился Хобарт, тоже напуганный его изменившимся поведением.
Первый брошенный «проповедником» торт попал не в Лили, а в Хобарта. У него перехватило дыхание, но не от боли, а от нечаянного удовольствия.
— Сейчас же перестаньте. Мы обязаны это прекратить, — призвала Лили. — Мы же взрослые люди, в конце-то концов, — она всхлипнула, но мужчины почувствовали фальшь. — Гляньте на мою кухню, — пыталась она их образумить.
«Проповедник» снял короткие трусы, надетые всего пару минут назад. Сначала он взял один торт, затем другой и размазал их по всему телу, даже по волосам на голове. Теперь Лили разрыдалась всерьез, словно собираясь утопиться в слезах. Неожиданно в нее попал торт, она взвизгнула, но потом замолчала.
В комнате воцарилась непривычная тишина. Подняв голову, Лили увидела, что Хобарт тоже полностью разделся, а «проповедник» плавно и нежно размазывает торты по его худому мускулистому торсу. Затем Хобарт начал медленно и неумолимо слизывать кусочки торта с тела испачканного «проповедника». Тот ответил ему взаимностью и слизал кусочки с Хобарта, громко чавкая, точно дикий зверь. Затем они обнялись и снова принялись слизывать десерт со своих обнаженных тел.