Гаитяне не обращали на него никакого внимания, а канадцы наоборот. Смотрели на судебных исполнителей, словно ожидали, что один из них встанет и объяснит в чем дело.
Но никто не встал. Судебный исполнитель с козлиной бородкой подозвал стюардессу. Объяснил, что они хотят сидеть рядом с дверью. Стюардесса возразила что-то. Судебный исполнитель достал из внутреннего кармана пиджака листок бумаги, протянул ей. Она взяла, прочитала и исчезла за занавесями.
– Интересно, понимает ли он трагизм ситуации? – сказала Уэнди, глядя на преступника. – Ведь он прибудет на Гаити, как в свое время его предки. В цепях.
– Не думаю, что это его заботит, мэм, – ответил Макс.
Преступник сидел потупившись, но, почувствовав взгляды Макса и Уэнди, посмотрел в их сторону.
Уэнди сразу опустила голову, а Макс спокойно продолжал смотреть. Преступник, очевидно, распознал в нем бывшего зэка, улыбнулся и едва заметно кивнул. Макс кивнул в ответ.
В тюрьме такое было бы невозможно. Черные и белые заключенные общались по необходимости, чтобы купить что-нибудь или продать. Как только тебя заперли в тюряге, все либеральные взгляды побоку. Между белыми и цветными всегда существовало напряжение. Холодная война, иногда переходящая в горячую. Черные и латиносы не прочь опустить белых, поскольку те олицетворяли для них систему, подавлявшую цветных с момента рождения. В тюрьме надо быть смышленым, иначе не выживешь.
Стюардесса вернулась и попросила троих, сидящих в первом ряду секции Макса, пересесть. Те высказали недовольство. Стюардесса пояснила, что они полетят в первом классе и получат бесплатное шампанское. Услышав это, пассажиры поспешно встали и собрали веши. Это были монахини. Судебные исполнители усадили преступника на среднее сиденье, сами заняли места по бокам.
Через десять минут самолет покинул международный аэропорт Майами.
С воздуха Республика Гаити была похожа на клешни омара и выглядела уныло после сочной зелени Кубы и других островов, над которыми они пролетали. А тут, похоже, вообще ни травы, ни листвы. Когда самолет сделал круг над островом, можно было ясно увидеть границу. По одну сторону пустыня, Республика Гаити, по другую – оазис, Доминиканская Республика.
Этой ночью Макс спал мало. Он ездил к Джо на работу. Вначале сделал копию досье на Соломона Букмана и его банду, потом искал в базе данных материалы на членов банды.
Основатель «Ночного клуба Барона Субботы» Букман делил власть с двенадцатью заместителями. Все они были беззаветно преданы ему, безжалостные хладнокровные убийцы. Шестеро уже мертвы. Двое казнены в штате Флорида, один в Техасе, двое убиты полицией, и еще один в тюрьме. Из оставшихся один отбывал пожизненное заключение в тюрьме самого строгого режима с правом апелляции через двадцать пять лет, а пятеро депортированы на Гаити с марта 1995 года по май 1996-го.
Руди Кревекер, Жан Десгротте, Салазар Фостин, Дон Моис и Соломон Букман, самые страшные преступники, с какими Макс встречался. Первые четверо были инфорсерами, то есть надзирающими за бандой. Моис, Кревекер и Десгротте прямо ответственны за похищение детей, которых Букман приносил в жертву на своих ритуальных церемониях.
Салазар Фостин отвечал в банде за операции с наркотиками. Бывший Тонтон-Макут, гвардеец Дювалье, организовал эффективную доставку в Майами кокаина из Гаити. Наркотик покупали непосредственно у боливийских производителей, затем перевозили на Гаити в двухместных пассажирских самолетах, которые садились на тайные летные поля на севере страны. Там пилота сменяли, дозаправляли самолет, и он летел в Майами. Американская таможня не проверяла его, потому что он из Гаити, где наркотики не производили. В Майами кокаин привозили в «Сансет Марки», дешевый отель, которым владел Фостин со своей матерью Мари-Фелиз. Здесь в подвале кокаин сдабривали глюкозой, а потом отправляли на реализацию через уличных торговцев, членов банды, орудующих во Флориде.
Салазар и Мари-Фелиз Фостин получили пожизненное заключение, но потом были депортированы на Гаити. 8 августа 1995 года у них состоялась в аэропорту трогательная встреча.
Самолет приземлился в два сорок пять. Служащие аэропорта в темно-синих спецовках подкатили к дверям белую лестницу. До здания придется идти пешком. Правда, это не очень далеко. Блеклое неопрятное прямоугольное строение с облупившейся краской. Справа контрольно-диспетчерский пункт, посередине три пустых флагштока и надпись на фасаде черными печатными буквами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ПОРТ-О-ПРЕНСА».
Командир попросил пассажиров подождать, чтобы первым покинул салон преступник.
Дверь открылась. Судебные исполнители в темных очках вывели преступника из самолета.
Прямо в дверях на Макса набросилась жара. Его будто окутали плотным, не пропускающим воздух покрывалом. Легкий ветерок не охлаждал. По сравнению с этим даже самые жаркие дни во Флориде казались прохладными.
Он последовал за Уэнди по ступенькам вниз с тяжелой сумкой в руке. По пути к терминалу она произнесла:
– Знали бы вы, что здесь творится летом. Это все равно что в ад прибыть в меховой шубе.
У грузовиков суетились американские морские пехотинцы в рубашках с короткими рукавами.
Макс наблюдал, как судебные исполнители передают преступника трем гаитянам в гражданской одежде с ружьями. Один судебный исполнитель наклонился открыть ключом кандалы на ногах. Издали это могло сойти за проявление заботы. Судебный исполнитель перед расставанием завязывает подопечному шнурки.
Закончив дело, судебные исполнители залезли в американский военный джип, который повез их к самолету. Гаитяне тем временем разговаривали с преступником, массирующим запястья и лодыжки. Потом повели его к боковой двери в дальнем конце терминала.
Послышалась музыка. Ансамбль из пяти человек исполнял у входа креольскую песню. Приятная простенькая мелодия. Слов, конечно, Макс не понимал, но чувствовал, что песня грустная.
Музыканты были пожилые, тощие, сутулые, в одинаковых рубашках, купленных в дешевом пляжном магазине в Майами, с пальмами на фоне заката. Небольшой сдвоенный барабан бонго, бас-гитара, клавиши, гитара-соло и вокал. У стены стояли ящики с усилителями. Макс заметил, как прибывшие пассажиры покачиваются в ритме и даже подпевают.
– Песня называется «Мой дорогой Гаити». Жалоба изгнанника, – пояснила Уэнди, когда они проходили мимо ансамбля.
Дальше в зале были две стойки – для граждан Гаити и иностранцев.
– Здесь мы расстанемся, Макс, – сказала Уэнди. – У меня двойное гражданство, поэтому удастся отделаться быстрее.
Они пожали друг другу руки.
– Да… у багажной «карусели» будьте начеку, – предупредила она, становясь в очередь к паспортному контролю. – Ее не меняли с шестьдесят пятого года.
Макс взял свой паспорт, проштампованный красным штемпелем, и двинулся в зал прилета, который был совмещен с залом отлета, таможней, билетными кассами, прокатом автомобилей и прочим. Людей здесь было – не протолкнуться. Молодые, старые, мужчины, женщины – все суетились, сновали туда-сюда, тащили что-то, пихались, кричали, напрягая голоса. Среди толпы под ногами металась курица, испуганно кудахтала, хлопала крыльями, гадила на пол. За ней гонялся человек, видимо, хозяин. В Майами перед посадкой Макс позвонил Карверу. Назвал номер рейса и время прибытия. Карвер сказал, что в аэропорту его встретят.