– Вы болеете за «Быков»? – спросил Макс, глядя на Каспара.
Он молчал до тех пор, пока Матильда не толкнула его локтем.
– Мы из Чикаго, – ответил Каспар, не поднимая головы.
– Давно здесь живете?
Каспар молчал. Пришлось вступать в разговор Матильде:
– Семь лет. Вернулись, когда свергли Бэби Дока.
– Лучше бы нам не рыпаться, – добавил Каспар.
Он сказал что-то еще, но Макс не уловил. Голос у него был сиплый, речь неразборчивая.
Матильда многозначительно посмотрела на Макса и подняла глаза, намекая: вот такой он теперь постоянно. Макс понял, что Каспар так и не оправился после исчезновения дочери.
Он нашел фотографию отца с дочерью. Оба смеялись. У Каспара тогда волосы были темнее и гуще. Клодетта выглядела, как на снимке, который дал Максу ее дядя.
– У вас были еще неприятности?
– Кроме пропажи дочери? – с горечью произнес Каспар. Глаза у него были покрасневшие и сердитые. – Много неприятностей. Это место проклятое. Вы уже заметили, что тут ничего не растет? Ни трава, ни деревья.
– Каспар работал в пожарной службе в Чикаго, – вмешалась Матильда. – После несчастного случая ему выплатили страховку, и мы решили переехать сюда. Мы давно поговаривали об этом, а тогда представился благоприятный случай.
– А почему вы отсюда уехали?
– Нас вывезли родители в начале шестидесятых. Мой отец был связан с заговорщиками в Майами и Нью-Йорке. Они пытались совершить государственный переворот, но неудачно. До организаторов Папе Доку добраться не удалось, но местных всех похватали. Рано или поздно макуты пришли бы и за нами, но мы успели уехать.
– Зачем вернулись? – спросил Макс. – Разве вам в Чикаго было плохо?
– Вот за это я ругаю себя с утра до вечера, – проворчал Каспар.
– Понимаете, мы выросли в Америке с ощущением потери родины, – пояснила Матильда. – Всегда называли Гаити своим домом. Мечтали о возвращении. Перед свадьбой дали друг другу слово, что вернемся, когда свергнут тиранию. И вот Бэби Док сбежал. Мы приехали, купили заправочную станцию с небольшим магазином на деньги, которые Каспару выплатили по страховке. Товары для бедных по низким ценам. Кое-кому наш приезд не понравился. О нас начали распускать гнусные слухи. Мол, мы нечисты на руку, трусливо сбежали, когда тут было плохо, а теперь вернулись на все готовое.
– Простые люди к нам относились по-доброму, – добавил Каспар. – Другое дело состоятельные. И это при том, что мы никого не трогали. Действовали примерно как корейцы в черных пригородах Чикаго. Наняли нескольких местных, хорошо ладили с ними, были со всеми вежливы. Но соседи в Петионвилле, где мы вначале поселились, не желали нас терпеть. Намекали, чтобы мы убирались. Обзывали разными грязными словами.
– Завистливые люди везде одинаковы, – вздохнула Шанталь. – Их полно не только тут.
– В общем, через некоторое время мы переехали сюда. – Матильда похлопала мужа по руке. – Правда, здесь стало лучше? Соседи все такие же, как и мы – иммигранты.
– Да, – согласился Каспар, – у нас крепкая община. Поддерживаем порядок, по очереди убираем улицу, даем отпор чужакам.
– А когда родилась Клодетта, – подхватила Матильда, – наше счастье стало полным. Мы не собирались заводить детей, уже не тот возраст, но она сделала нашу жизнь такой наполненной.
Матильда замолкла и посмотрела на мужа. Макс не видел ее лица, однако по тому, как смягчился взгляд Каспара, догадался, что она готова заплакать. Каспар нежно обнял жену за плечи и притянул к себе.
Макс размышлял, разглядывая фотографии на стене. Тодоры – хорошие люди. Душой и движущей силой семьи была, разумеется, Матильда. Требовательная, нежелающая мириться с разгильдяйством. Вот почему дочка тянулась к отцу, выполнявшему все ее прихоти. Макс вспомнил Аллейна и Франческу. Неизвестно, какие у них были отношения до пропажи ребенка, но теперь ни о какой теплоте или близости не могло быть и речи. Он знал, что потеря ребенка корежит даже самые крепкие браки, а неблагополучные разваливаются. А вот Тодоров исчезновение Клодетты сблизило. Всякое бывает.
Макс сосредоточился на фотографии среднего размера. Клодетту на качелях раскачивает отец. За ними из будки наблюдает доберман.
Матильда высморкалась.
– Поначалу здесь дела шли неплохо, несмотря на нестабильность политической обстановки. Мы первыми узнавали о том, что происходит, ведь наша станция была недалеко от дворца. Дело в том, что бензин к нам поступал из США, а там, если желали сместить президента, прекращали поставки. Потом возобновляли. В общем, дела шли средне, пока нашу заправочную станцию не сожгли. Как раз перед высадкой морских пехотинцев.
– Кто сжег? – спросил Макс.
– Военные. Хотели, насколько возможно, усложнить жизнь интервентам. Они сожгли много предприятий коммунального хозяйства. Это было направлено не лично против нас.
– Как это «не лично»? – вскипел Каспар. – Они разрушили нашу жизнь, а ты говоришь «не лично».
Матильда промолчала, отвернулась, стала рассматривать фотографии.
Макс оглядел комнату. На экране телевизора лежал толстый слой пыли. Видимо, его давно не включали. К подоконнику был прислонен дробовик. Он встал, приблизился к окну. Выглянул во двор. Качели, собачья конура, ворота.
– Что случилось с вашей собакой? – спросил Макс, вернувшись к столу.
– Пса убили, – вздохнула Матильда. – Отравили. Те, кто забрал нашу девочку.
– Они приходили сюда?
Она встала.
– Да. Пойдемте, я вам покажу кое-что.
Матильда привела Макса в комнату Клодетты.
Родители отказались признать факт, что больше никогда не увидят свою маленькую девочку. В ее комнате было все оставлено так, как в день исчезновения. Повсюду развешаны рисунки Клодетты. Это папа (высокий), а это мама (пониже), а это сама Клодетта (маленькая) и собака (между ней и мамой). Все нарисовано цветными карандашами. Папа всегда синий, мама красная, Клодетта зеленая, собака черная. Остальные рисунки абстрактные – квадраты, закрашенные одним цветом. Внизу рукой взрослого было написано: «Клодетта».
Макс посмотрел на кровать. Низкая белая подушка, голубое покрывало, откуда выглядывала тряпичная кукла. Посередине покрывала он заметил вмятину – там, где сидела девочка, – и представил, как родители заходят сюда и играют с куклой, вспоминают доченьку и плачут навзрыд. Можно не сомневаться, Каспар тут бывал гораздо чаще.
– В день, когда она исчезла… я пришла разбудить ее, – тихо проговорила Матильда. – Увидела, что постель пустая. Окно широко распахнуто. А во дворе Тото, наш пес, лежит рядом с качелями.
– Все окна в доме были целы? – спросил Макс.
– Да.
– А входная дверь?
– Да.
– Замок? Если в нем ковырялись, то ключ потом плохо подходит.
– Он работал нормально. И сейчас тоже.
– Здесь жили только вы трое?
– Да.
– У кого-нибудь еще имелись ключи от дома?
– Нет.
– А предыдущий владелец?
– Мы сменили все замки.
– Кто их менял?
– Каспар.
– Вы уверены, что в тот день надежно заперли входную дверь?
– Да. Уверена.
– Тут есть черный ход?
– Нет.
– А что в подвале?
– Подвала нет.
– Что расположено за домом?
– Пустое здание. Там раньше, давно, находилась художественная галерея, теперь закрыта. Да и стены тут пять метров высотой. Правда, я потребовала снять колючую проволоку. Не хотела, чтобы моя дочка просыпалась и первое, что видела, это колючку. Как в тюрьме.
– Я вас понимаю, – промолвил Макс.
«Ставь, не ставь колючую проволоку – если они решили забрать ребенка, они заберут. Найдут способ».
Он вышел во двор, двинулся к воротам. Справа вдоль стены росли кусты. Если прыгать на них, будет большой шум. Значит, похитители зашли с левой стороны, где от края стены до земли было метра три с половиной. Наверное, принесли с собой лестницу. Иначе с улицы не поднимешься. Они должны были предварительно разведать обстановку. Узнали, где собачья конура, с какой стороны заходить.