– Три года. Мы не собирались заводить еще детей. Так получилось.
– Говорят, незапланированные – самые любимые.
– Много чего говорят, и большая часть – это бред собачий. Я люблю своих детишек всех одинаково.
Малышки славные, похожие на маму, такие же глаза.
– Сандра мне о них ничего не говорила, – произнес Макс.
– Вам было о чем поговорить, – отозвался Джо.
Официант принес колу и бурбон. Джо пролил немного на пол из низкой рюмки, затем поднял ее.
– Помянем Сандру!
Джо всегда проливал немного из рюмки, когда поминал кого-либо из близких. Они помолчали.
Макс взялся рассматривать фотографию своего крестника. Джетро держал кончиками широко раздвинутых пальцев баскетбольный мяч. Мальчику двенадцать, но по росту и ширине плеч вполне может сойти за шестнадцатилетнего.
– Похож на папу.
– Джетро любит баскетбол.
– Может, станет когда-нибудь звездой?
– Кем он станет, это мы еще посмотрим, а пока пусть как следует занимается в школе. У парня неплохая голова на плечах.
– Ты не хочешь, чтобы он пошел по твоим стопам?
– Я же сказал, у парня неплохая голова на плечах.
Они чокнулись.
Макс вернул ему фотографии и посмотрел в окно на бар внизу. Он был набит битком. Служащие банков, бизнесмены, разные «белые воротнички» с ослабленными галстуками, сумки поставлены на пол, пиджаки беспечно повешены на спинки стульев так, что рукава касаются пола. Его внимание привлекли двое в одинаковых светло-серых костюмах, с бутылками пива «Будвайзер», которые беседовали с двумя девушками. Несомненно, только что познакомились, узнали имена друг друга, завели первый разговор и теперь ищут подходящую тему для продолжения. Для Макса было очевидно, что оба заинтересовались одной и той же девушкой, яркой блондинкой в темно-синем деловом костюме. Ее подруга знала это и уже оглядывала бар. Давным-давно, в свои холостяцкие времена, Макс специализировался на том, что из двух подруг всегда клеил ту, что пострашнее. Рассуждал он примерно так: та, что красивее, ожидает внимания и, вполне возможно, будет «крутить динамо», до нее быстро не доберешься, а вот счет в конце вечера может оказаться солидным. Вторая же не ожидает, что ее станут клеить, и, вероятно, окажется податливой. В девяти случаях из десяти это работало, иногда с неожиданным бонусом – та, что красивее, вдруг начинала с ним кокетничать. Большинство женщин, с которыми Макс встречался, ему не нравились. С претензией, ершистые, требовали возни. Все изменилось после того, как он встретил Сандру, но теперь, когда она ушла, старые инстинкты зашевелились, пробуждаясь, подобно тому, как дает о себе знать призрак ампутированной конечности.
Макс не занимался сексом восемь лет. А после кончины Сандры даже не думал об этом. Словно похоронил свое либидо вместе с ней.
Он был верен Сандре. Всегда. И сейчас даже не представлял, как можно быть с какой-нибудь другой женщиной. Они ему не нужны. Эти дерьмовые разговоры, необходимость притворяться нежным, чутким, когда единственная причина, почему ты с ней связался, – трахнуть, и ничего более. Макс смотрел на разыгрываемую внизу сцену с легкой брезгливостью.
Джо пододвинул к нему папку.
– Вот, нарыл немного по Карверу из Гаити. В основном старые истории, из недавнего почти ничего. На видео есть много новостного материала об интервенции на Гаити. Где-то там и Аллейн Карвер.
– Спасибо, Джо. – Макс взял папку, положил на стул. – Там что-нибудь интересное?
– Из криминала лишь случай в особняке Густава Карвера, папаши. Это в Корал-Гейблс. Шесть лет назад к нему туда залезли.
– Что взяли?
– Ничего. Но ситуация забавная. Представляешь, кто-то влез в особняк ночью, достал из буфета обеденную фарфоровую тарелку, наложил на нее целую кучу, поставил на стол в столовой и убрался без всяких следов.
– А камеры наблюдения?
– Nada.[13] Да там толком ничего и не расследовали. Есть протокол на двух страницах, и все. Наверное, это какой-нибудь обиженный бывший слуга.
Макс рассмеялся. На его памяти было много более странных преступлений, но представить Аллейна Карвера, спустившегося из своей фешенебельной спальни утром позавтракать и обнаружившего на столе такое, – уморительно.
Затем он вспомнил о Букмане и помрачнел.
– Что произошло с Соломоном Букманом? Когда я уезжал в Нью-Йорк, он сидел в камере смертников. Имел право одной последней апелляции перед иглой.
– Мы не в Техасе, – усмехнулся Джо. – Во Флориде все требует времени. Даже время требует времени. У адвоката есть право на апелляцию до двух лет. Значит, все замораживается на два года. Потом еще два года, прежде чем его рассмотрит судья. Сиди и получишь девяносто пятый год. Последнюю апелляцию Букмана, как я и полагал, отклонили, однако…
– Эти сволочи взяли и отпустили его. – Макс повысил голос почти до крика.
– Знаешь, сколько стоит билет на Гаити? – спросил Джо. – Примерно сто баксов плюс налог. А сколько стоит штату содержание преступника в камере смертников? Вот то-то и оно. А знаешь, во сколько обходится штату казнь преступника? Тысячи. Улавливаешь логику?
– А какую логику должны «улавливать» родственники погибших от его поганых рук? – с горечью воскликнул Макс.
Джо молчал. Чувствовалось, его что-то тревожит.
– Что там у тебя еще, Джо, выкладывай, – попросил Макс.
– После того, как Букмана отправили, там убирались, в его камере. Нашли это. – Джо протянул Максу вырванный из школьной тетради листок. Внизу карандашом печатными буквами, ровно, как по линейке, было написано: «Теперь у меня есть стимул, чтобы жить. Это – ты». Под словами изображены контуры острова Гаити. Что хотел сказать этот сукин сын?
– Эти же слова он прошептал мне на суде, когда я давал показания, – произнес Макс.
– Более страшного чудовища, чем Букман, я не встречал, – продолжил Джо. – Помнишь, как мы вломились туда, в это обиталище зомби?
– Он всего лишь человек, Джо. Ненормальный, извращенный, но человек. Из плоти и крови, как мы.
– Когда я приложил его, он лишь слегка застонал.
– Ну и что? Думаешь, он летает на метле?
– Мне безразлично, старина, сколько тебе обещал Карвер, но не надо туда ехать.
– Как только я встречу Букмана на Гаити, сразу передам ему от тебя привет. А потом убью, – с усмешкой проговорил Макс.
– С этой тварью не так легко справиться, – сердито буркнул Джо.
– Ты прав, не легко.
– Я приготовил тебе ствол. – Джо понизил голос и подался вперед. – Новая «беретта», две сотни патронов. Обычные пули и экспансивные, с углублением в основной части. Напиши на бумажке номер твоего рейса, и тебе передадут его после проверки, перед посадкой в самолет. Только, пожалуйста, назад не привози. Оставь на Гаити.
– У тебя могут возникнуть крупные неприятности, ты вооружаешь только что отсидевшего срок уголовного преступника, – пошутил Макс, закатывая рукава рубашки.
– Я не знаю никаких уголовных преступников. У меня есть друг, который оступился. – Джо улыбнулся.
Они чокнулись.
– Спасибо, старина. Спасибо за все, что ты для меня сделал. Я твой должник.
– Ни черта ты мне не должен. Копы обязаны заботиться друг о друге. Так было и так будет всегда.
Попавших в тюрьму полицейских система защищает. Насильников и педофилов, разумеется, это не касается, но за остальными присматривают, не важно, в каком штате они отбывают срок. За теми, кто пристрелил подозреваемых, или был пойман на получении взятки, или с наркотиками. Иногда копов-преступников неделю-другую держат в тюрьме строгого режима, а потом незаметно переводят на общий режим, для «белых воротничков». Если нет возможности перевести в тюрьму с более легким режимом, падший коп в этой тюрьме будет отделен от остальных, сидеть в одиночке и есть из общего котла с охраной. Ему позволят принимать душ и заниматься физическими упражнениями одному. Если одиночное заключение невозможно, например, нет свободных камер, копа поместят в общую, но под постоянной страховкой двух охранников. Если кто-нибудь из заключенных станет мешать падшему копу жить, этого человека незамедлительно посадят в карцер на долгий срок, а тем временем распустят слух, будто он стукач. Так что как только этот зэк выйдет, его прирежут. Макса арестовали в Нью-Йорке, но у Джо не было проблем организовать другу сносное существование в тюрьме «Рикерс-Айленд».