— Я думала, что ты созреешь для выпивки после такого, — сказала она, не смотря на него.
— Не я. Я не пью восемь лет, — он сделал глоток. Потом он повернулся к Веронике и рассказал ей что ей нужно было знать, его голос был тихим, но внятным: «Маленькая Мохаве».
Она была удивлена тем, насколько спокойным он выглядел. Его куртка была аккуратной и свежей, и не было никакой крови или пота, ни железного запаха, ни синяков. Можно было подумать, что он пришел сразу из офиса.
— Что?
— «Маленькая Мохаве». Это песчаная ловушка на поле для гольфа «Дезерт Блаффс». В декабре он строился, когда пропала Мэдди.
Вероника удивилась, когда ее сердце упало. Она знала с первой встречи с Душистым Горошком и Изабеллой, что Мэделин Чейз, или Молли Кристенсен, или как там ее правда звали, была скорее всего мертва. Но слышать, как это сказали так сухо, это заставило ее плечи опасть.
— И Беллами…
— Он на пути в больницу. Из сказала на стойке, что слышала крики из номера. Я видел, как «скорая» приехала пять минут назад.
Эта мысль должна была напугать ее, но нет. Она сделала выбор. Она знала точно каким будет результат.
Иногда такова была работа.
Было чуть больше трех утра, когда Гарсия закричала. Остальная команда поспешила к ней. Вероника шла медленно, опустив лопату. Спешить было незачем. Уже нет.
Частично мумифицированная нога торчала из слоя почвы под песком.
Они, наконец, нашли Мэделин Чейз.
ГЛАВА 44
Вероника зашла в «Мики Динер» как раз после ланча. В колонках играл серф-рок 60-х от Дика Дейла, неистовый темп и вибрирующие звуки гитар — не особое совпадение с послеобеденным спокойствием. Почти все столики были пусты. Вероника задержалась на входе, ожидая.
Потом она заметила человека, с которым пришла встретиться. Грейс Мэннинг, одетая в розовый костюм заведения, ее блокнотик для заказов был в ее нагрудном кармане.
Грейс посмотрела на нее и слегка махнула, предлагая присесть.
— Я буду через минуту. Скоро перерыв.
Она уже развязала фартук, перекинув его через одну руку. Вероника села под статуей мультяшного серфера на волне из стекловолокна, они сидели здесь же с Китом, пока ожидали вердикта по делу Уивила. Она сняла куртку и положила ее рядом.
Грейс не смогла продолжить обучение этой осенью. Она бросила Херст, взяла в кафе так много смен, как могла. Вероника только этим утром это узнала, когда позвонила Грейс сказать, что они взяли Беллами. Она была так занята деталями дела, что даже не думала спрашивать девушку про обучение. Грейс, колючая и скрытная, не говорила об этом раньше. Новости вызвали смятение. Вероника и Кит прожили годы на грани бедности, но они всегда умудрялись сводить концы с концами. Она никогда не сталкивалась с реальностью как Грейс — мир, в котором у нее не было денег, и даже хуже, семьи.
— Привет! — минутой позже Грейс появилась у стола. Она поставила на край поднос, там были две чашки кофе и два куска пирога. — За счет заведения, — сказала она. — Одно из преимуществ работы тут.
— Спасибо, — Вероника оглядела девушку. Она ожидала, что та будет выглядеть еще более враждебно чем обычно, предполагая, что та плохо приняла потерю образования. Но она казалась, если не безумно счастливой, то по крайней мере дружелюбной. Ее щеки были круглее, чем когда они встречались последний раз. Она вела себя спокойнее, менее нервно. — Как твои дела, Грейс?
Грейс села напротив.
— Ну, ноги болят и какой-то растяпа пролил на меня апельсиновый сок утром, но хорошо, — она налила сливок в кофе и перемешала бойкими, изящными движениями. Потом, тихим, сдержанным голосом она спросила. — Итак… этот парень. Он в тюрьме?
— Пока нет. Сейчас он в больнице. Но как только его можно будет перевезти, да, он отправится в тюрьму.
— В больнице? — Грейс нахмурилась.
Вероника глотнула кофе.
— Да, полагаю кто-то его довольно сильно избил. Копы формально арестовали его в больнице, но он в таком состоянии… они не смогут перевезти его еще неделю или около того.
«Избил», вероятно, не совсем точно, подумала Вероника. Придирчивое внимание Душистого Горошка оставило Беллами с двумя сломанными пальцами, четырьмя сломанными ребрами, разрывом селезенки и проткнутым легким. Вероника была рада, что ее некому было спросить, чувствует ли она себя неважно из-за ее участия в признании. Она вообще не любила насилие, но она чувствовала, что Беллами заслужил исключение.