— Что ты почувствовала?
— Холод, — ответила Гермиона, прижав ладонь к груди, где, наоборот, стало нестерпимо жарко. Румянец залил её щёки. Она совершенно растерялась. У них всегда был слушатель и зритель — ворчливый старый эльф семейства Блэков. Регулус не отважился бы поцеловать её при нём. Или… Нет! В эту минуту он выглядел так, что она не сомневалась: ему бы ничего не помешало. Она задрожала, но зимний холод был ни при чём. — Это и есть твой подарок?
— Ты разочарована?
— Нет.
Регулус потянулся к её щеке, но вдруг передумал и опустил руку. На его лице отразилась внутренняя борьба.
— Счастливого Рождества, Гермиона Грейнджер.
— Ты солгал мне, Регулус! — объявила она. — У Катрионы МакКормак короткие светлые волосы, но ты и без меня это знаешь. Так чем же я похожа на неё? Она была красавицей.
— А ты, выходит, нет?
— У меня тогда замёрз нос, покраснели от чтения глаза, а на щеке остался след от шарфа…
— Неужели? Как же я не заметил?..
Гермиона фыркнула.
— Отец впервые взял меня на матч, когда мне исполнилось семь. Тогда я впервые увидел МакКормак в небе и услышал, как её ликующий голос прокатился над трибунами после забитого мяча. Я почувствовал, что хочу быть, как она — парить в небе, дышать полной грудью… Так же происходит рядом с тобой, Гермиона. Ты пробуждаешь во мне желание жить. Я забываю, что мёртв, а этого делать не стоит.
Дыхание Гермионы перехватило. Скорее всего, Регулус был ошеломлён собственной искренностью ещё больше, чем она. Он казался ей таким человечным.
— Хочешь, я спою тебе о Песочном человеке? (3) — робко предложила Гермиона. — Эту песню часто крутят в торговых центрах перед праздниками, чтобы магглы быстрее расхватали товары с полок, но, как по мне, в ней нет ничего весёлого. Она грустная. В ней поётся о девушке, которая просит Песочного человека послать ей в сновидениях прекрасного юношу, возлюбленного…
— Зачем же ей такой возлюбленный? — глухо спросил Регулус. — Она даже не сможет до него дотронуться.
— Это не главное.
— Конечно же это главное, — вздохнул Блэк. — Эта девушка может хорошо проводить с ним время, у них могут быть общие интересы и темы для разговоров, они могут стать замечательными друзьями, но как только им захочется без видимых на то причин коснуться друг друга, запустить пальцы в волосы или… В тот миг всему придёт конец, и сон превратится из счастливого в мучительный. Этим и отличается дружба от любви, Гермиона. Этим и отличается друг от возлюбленного. Только дураки и поэты упиваются страданиями. Так что толку ей от него, скажи? Застывший внутри и снаружи, он никогда не ответит ей взаимностью, не обнимет, не согреет.
— Я… — Гермиона медлила, судорожно подыскивая слова. Холод пронзил её изнутри. — Не знаю.
— Спасибо за предложение, — произнёс Регулус, отступив, — но тебе пора отправляться к друзьям. Не хочу, чтобы ты мёрзла в глухом лесу. Возвращайся в тепло.
И как она могла объяснить, что никто и ничто не в силах дать ей тепло, которое она хотела?
*
Гермиона миновала пустую гостиную Гриффиндора и направилась в Большой зал, где, судя по голосам, заканчивали завтрак оставшиеся в школе ученики.
— Вот уж не подозревал, что ты такая соня.
Она обернулась и встретилась взглядом с Гарри.
— А ты как сюда попал?
Он хмыкнул, осторожно заглянув в приоткрытые двери зала.
— Через камин в кабинете директора МакГонагалл. Хочу посмотреть на ёлку, которую поставили в этом году. Профессор Флитвик никогда не скупился на зачарованные украшения.
Гермиона скептично поджала губы.
— Я заметил, что вчера ты была сама не своя и мыслями витала где-то далеко.
— Рон тоже заметил?
— Заметил наверняка.
— Ты здесь, а где же он?
— Переживает, что ты обиделась на него из-за вчерашнего.
Гермиона прокрутила в уме события минувшего вечера, пытаясь припомнить возможные поводы для обиды.
— Но ты же не поэтому ушла? — допытывался Гарри.
Они забрели в свободную от посторонних ушей галерею, машинально кивая изображённым на портретах волшебникам.
— У меня были важные дела, я провожу… эксперимент.
Гарри прокашлялся и деловым тоном спросил:
— Надеюсь, этот эксперимент не противоречит нормам магического права?
— Что я слышу, Гарри Поттер?! — воскликнула Гермиона, шутливо шлёпнув его по плечу.
Он засмеялся, уворачиваясь от новых ударов. Когда они оба уселись на подоконник, Гермиона провела пальцем по запотевшему стеклу, оставив на нём вертикальную прямую линию.
— Знаешь, почему я не вернулся в Хогвартс? — пробормотал Гарри. — Потому что понял: ничего уже не будет, как прежде, а мне хочется запомнить Хогвартс таким, как в тот день, когда я впервые его увидел из лодки. Понимаешь?
Конечно, она понимала. Ещё в сентябре, оказавшись в вестибюле замка, Гермиона испугалась, что приехала напрасно. Хогвартс больше не казался ей сказочным местом, что не отыщешь на картах. Магия полутёмных коридоров, шепчущих картин и коварных лестниц не будоражила воображение. Гермиона поймала себя на мысли, что некоторые галереи замка обходит стороной, словно боится наткнуться на груду камней, обрывок мантии, обронённую в ходе битвы палочку. Однако волшебство заиграло яркими красками, когда она встретила Регулуса Блэка. Ей снова захотелось создавать чары и зелья, соревноваться в баллах… В ней тоже проснулась жизнь.
— Это как любимый мультфильм из детства… — добавил Гарри, расценив её молчание по-своему. — Сейчас я не стану пересматривать старые серии «Скуби-Ду», потому что боюсь разочароваться.
Он издал смешок и тут же сразил её новым вопросом в лоб:
— Ты же не сразу отправилась в Хогвартс?
— Только не говори, что следил за мной с помощью Карты Мародёров!
— Ну-у, я мог бы, будь она в рабочем состоянии. Карта вроде как… сломалась.
— Неужели чары выдохлись?
Гарри привычным жестом взлохматил волосы на затылке.
— Вряд ли дело в них. Я не открывал её несколько месяцев. Сейчас имена на ней стёрты, ничего не движется. Я показал её Биллу, и он посоветовал воздействовать на Карту магическими средствами вроде слюны дракона или крови единорога. Они усиливают свойства волшебных предметов. Первое не помогло, а второе не так легко достать. Хочу спросить у Хагрида, может быть, у него найдётся.
— Это странно. Карта никогда не подводила.
— Слизнорт мне как-то рассказывал о волшебстве, которое закончилось в день смерти человека, его сотворившего. И вспомни, сколько на Гриммо было барахла, которое ни черта не работало и вообще старалось нас прибить. Мне кажется, я знаю, почему Карта перестала работать и когда это произошло. Второго мая — в день гибели Ремуса.
Гермиона замолчала, обдумывая его слова.
— Я видел его в лесу, — поделился Гарри.
— В лесу?
— Да, ночью, когда отправился к Риддлу. Я никому не рассказывал о том, что произошло, никому, кроме портрета Дамблдора. Помнишь снитч, который директор оставил мне согласно завещанию?
— Я думала, ты потерял его ещё в Малфой-мэноре.
— Нет, он был у меня в тот день, и он открылся.
Гермиона ахнула, а Гарри нарисовал на стекле новые линии. Получился треугольник, разделённый пополам.
— А внутри оказался камень, чёрный и гладкий. Ты уже догадалась? — Гарри вписал в получившуюся фигуру круг и потёр замёрзший палец. — На нём был символ, как в твоей книге сказок. Я взял камень… а потом появились они… родители, Сириус и Ремус. Я встретил маму. Она говорила со мной.