Ладлоу улыбнулся. — Потому что Вы убили его, Натали.
Глава 26. Мистер Монк остается без помощницы
С тем же успехом Ладлоу мог ударить меня в живот. Я задохнулась. Мне не хватало воздуха, чтобы ответить. Его обвинение настолько неправильно, несправедливо и ужасно, что я онемела.
Я растерялась, не зная с чего и начать. Как спорить с тем, что идет против всякой логики, но выдается за правду?
Просто нереально! Во-первых, я подумала, это защитная реакция на то, что я назвала его убийцей. Но, похоже, это тщательно продуманная домашняя заготовка.
Набрав, наконец, воздух, я воскликнула, собрав всю моральную твердость, правдивость и возмущение: — Это ложь!
Видимо, для Ладлоу мое отрицание прозвучало не очень убедительно, ибо он светился самодовольством. У Монка обычно такое лицо во время обличающей речи, за минусом самодовольства.
Я повернулась к боссу, в надежде, что он кинется защищать меня, но он промолчал, и это страшнее всего. Он не произнес ни слова с тех пор, как Ладлоу начал разбрасываться сумасшедшими обвинениями. Словно он часть публики, смотрящей телешоу, а не один из участников.
— Эдриан, скажи же что-нибудь! — психанула Шарона. — Или ты просто собираешься стоять и слушать чушь?
Монк пожал плечами и отвернулся. Мне он тоже отказал в помощи.
— Тебе должно быть стыдно! — укорила она, затем повернулась к Стоттлмайеру и Дишеру. — А вы двое? Потом Ладлоу и вас обвинит в убийстве!
— Я б не удивился, — пробурчал Стоттлмайер, — учитывая, как все складывается.
Ладлоу указал Шароне на меня. — Натали знала, сколько Вы значите для Монка. Она паникует, что он уволит ее и наймет Вас. Дабы этого избежать, ей нужно оправдать Тревора. Если его освободят, Вы вернетесь в Лос-Анджелес, и работа останется за ней.
Правда, но мне не хотелось признаваться, я боялась, что поспособствую повышению доверия к тому идиотизму, который он несет.
Но, к сожалению, Стоттлмайер и Дишер знали, что писака прав. Я покорно согласилась, хотя чувствовала себя неловко.
— Быть мелочной и эгоистичной — не преступление, хотя и довольно унизительно, — собрала я волю в кулак. — Но встретив Тревора, я перестала думать только о своих желаниях. Я поняла, что он невиновен. Поверила ему.
— Разумеется, поверили, поскольку он говорил истинную правду, — подтвердил Ладлоу. — Но это создало огромную проблему для Шароны. Ваше вмешательство могло отправить ее за решетку. Ей нужно было остановить Вас. Но как? Тут я позволю себе некоторую догадку.
— Только здесь, — усмехнулся Стоттлмайер, — потому что все остальное, сказанное Вами — непреложная истина.
Ладлоу проигнорировал сарказм капитана. — Каким-то образом Шарона убедила Вас, что Тревор паршивый муж, превращающий в ад ее с сыном жизни. И предложила Вам сделку: она соглашается навсегда исчезнуть из жизни Монка, если Вы поможете оставить Тревора в тюрьме.
— Твоя догадка абсурдна, — фыркнула Шарона.
— Такого разговора никогда не происходило, — присоединилась я. — И ничего подобного. Это фикция, в которой Вы — большой мастак.
— Вы придумали гениальную схему, — не слушал нас Ладлоу. — Вы совершили еще одно убийство в Сан-Франциско крайне странным способом в уверенности, что Монк не устоит. Да и полицейские скажут: «Это дело плачет по Монку». И пока Вы совершали преступление, Шарона в Лос-Анджелесе обеспечивала алиби и заметала следы, оставленные ею во время убийства Эллен Коул.
Эта теория настолько смешна, его рассуждения столь нелепы, что я почувствовала облегчение. Никто не поверит в его правоту.
— Вы считаете, я убила незнакомца, дабы сохранить работу у мистера Монка? Вам известно, сколько он мне платит?
— Вы сотворили это не из-за денег, а из-за влюбленности в него.
Сюрпризы так и сыпались из Ладлоу. Это самое глупое из всех обвинений.
Дишер ахнул и уставился на меня. — Правда?!
— Конечно, нет! Я не люблю его.
Я пожалела в тот же момент, когда вылетели слова.
Они причинили боль Монку. Я видела. Его тело, казалось, прогнулось от боли. Я разбила его сердце, хотя он-то меня не любит. Не так, как он любил Труди, или я — Митча.
— Я не это имела в виду, — покраснела я. — Я дорожу Вами и забочусь о Вас, но не так, как это выкручивает Ладлоу.
Я чувствовала себя отвратительно и ненавидела Ладлоу — он вынудил меня сказать обидные и ранящие слова близкому человеку. Это преступление, и я желаю найти способ наказать его.
Но в данный момент я лишь отбивалась от накатывающейся волны обвинений. И она не утихала.