— Меня зовут Эдриан Монк, а это Натали Тигер, — представил нас Монк. — Мы помогаем полиции в расследовании убийства Эстер Стоваль.
Монк уставился на ее грудь. Ей это польстило, но я-то знала, что его внимание привлекла не грудь, а три кнопки. Если она не расстегнет еще одну или, напротив, не застегнет, его может хватить удар.
— Я бы хотел задать вам троим несколько вопросов, — сказал он.
— Троим? — переспросила она.
— Думаю, он имел в виду три вопроса, — уточнила я. — Не так ли, мистер Монк?
— Видели ли Вы или слышали что-нибудь необычное в пятницу вечером? — обратился он к пуговицам.
— Меня не было дома, — ответила она. — Я была на работе. Я бармен в Флакксе.
Знаю это место. Это клуб на Маркет стрит, куда красивые, молодые и богатые люди ходят, чтобы показать всем, какие они красивые, молодые и богатые. Я пыталась устроиться туда на работу, но мне не хватило квалификации. Монк по-прежнему стоял, уставившись на нее.
— Так Вы не художник? — спросила я.
— Это лишь работа, а не то, что я творю. Это поддерживает меня, но не то, чем я живу. Это…
— Кажется, я понимаю, — сказала я, прерывая ее.
Она снова посмотрела на Монка, все еще пялившегося на ее кнопки.
— А во сколько вы вернулись домой с работы? — ему становилось все труднее сосредоточиться. Как и дышать.
— За полночь, — ответила Лиззи. — Вся улица была перекрыта. Повсюду стояли пожарные. Я не могла поверить, что это случилось.
Его внимание к ее груди, наконец, даже ей показалось чрезмерным. Она согнула колени, чтобы посмотреть ему в глаза, но он повторил ее маневр, по-прежнему сосредоточившись на кнопках.
— Мистер Монк, Вы не смотрите мне в глаза с тех пор, как зашли в мой дом!
— Простите, это все Ваши кнопки, — оправдывался он. — Они очень отвлекают.
— Мои кнопки? Как мило! — Лиззи выпрямилась и улыбнулась, явно неправильно поняв его. — Я не хотела смущать Вас. Они новые, и мне нравится показывать их.
— Хорошо, когда их две, — сказал Монк.
— Так и предназначил Бог.
— Или четыре.
— Четыре?
— Но это не естественно, — заявил Монк, показывая на ее декольте. — Вы должны срочно исправить это.
— Что ты сейчас сказал мне? — ее улыбка превратилась в злобную усмешку. Это было не симпатично.
— Думаю, вы просто друг друга не поняли, — подала голос я. Это было похоже на попытку остановить мчащийся поезд, после того, как он сошел с рельсов и врезался в детский дом. — Он не имел в виду то, что Вы подумали.
— Не нужно расстраиваться, это очень легко исправить, — говорил Монк. — Вы сами сможете сделать это.
Она подошла к двери и распахнула ее:
— Убирайтесь! Живо!
Монк поднял руки в знак капитуляции, посмотрел на меня и ушел. Я попыталась извиниться, но она выставила меня за дверь и хлопнула ею за моей спиной.
— Как можно доверять таким людям? — он покачал головой. — Они злятся по пустякам.
8. Мистер Монк исправляется
Джули сидела на краю ванны, наблюдая, как я перед зеркалом поправляю прическу и накладываю естественный макияж перед свиданием с Пожарным Джо. Дверь ванной была заперта, поэтому мы с Джули знали, что Монк не нарушит наше уединение.
— Ты же не в самом деле хочешь оставить меня с ним? — спросила меня дочь.
— Мистер Монк очень хороший человек, — ответила я.
— Он со странностями.
— Больше, чем миссис Трофамнер? — я имела в виду ее обычную няню. — По крайней мере, мистер Монк не вытаскивает свои зубы и не кладет их в стакан, пока смотрит телевизор.
— Мам, он не позволил мне утром завязать шнурок на ботинке, потому что его концы были неровными. А после того, как я сменила ботинки, он шнурки измерил линейкой, чтобы убедиться, что они ровные.
— Это его способ показать, как он заботится о тебе.
— Это еще не все. Он настаивал на перевязывании шнурков, поскольку бантики были «не симметричны».
— Сегодня вечером все будет отлично, если ты будешь соблюдать несколько правил: не проси его делать выбор, не создавай беспорядок и, что бы не случилось, не делай попкорн. Потому что не существует двух одинаковых зерен. Это сведет его с ума.
— Ну и дела, сказала бы ты, — произнесла она. Джули недавно открыла сарказм, идеальный инструмент, чтобы выразить разочарование, общее для всех детей ее возраста, обязанностью терпеть власть родителей.