Выбрать главу

— Нам нужна Ваша помощь, — сказал Монк.

— Монк, разве ты не видишь, что я работаю на месте преступления? Каждому убийству свое время, ладно?

Монк покачал головой. — Это действительно не может ждать.

— Этот парень понравился бы Вам, Монк, — произнес Дишер, выйдя из ванной и оставив шкафчик открытым. — Он по-настоящему заботился о чистоте и носил одинаковую одежду каждый день. А Вы видели всю его квартиру? Все совпадает, все красиво и симметрично.

— Не совсем. Картины на стене разного размера, — Монк обратился к Стоттлмайеру. — Капитан, пожалуйста, я отниму у Вас всего несколько минут, чтобы рассказать свою версию. А потом еще несколько, чтобы Вы сделали звонок или два.

— Мне нужно собрать здесь улики, пока они еще теплые, — сказал капитан. — Ты же знаешь, как важны первые несколько часов расследования. Дай мне пару часов, и мы поговорим. Но не сейчас.

— Его убила жена, — выдал Монк. — Так мы можем двигаться дальше?

Стоттмайер застыл. Как и все мы.

— Ты только что раскрыл убийство, — фраза Стоттлмайера звучала таким образом, словно это был вопрос и утверждение одновременно.

— Знаю, мне следовало сделать это еще пять минут назад, но я был немного вне игры, у меня выдалось очень трудное утро, — оправдывался Монк. — Знаете, как это бывает.

— Нет, Монк, не знаю, — устало возразил капитан. — Желал бы знать, но не знаю.

— Как Вы узнали, что это жена убила? — растерялся Дишер. — Откуда Вы вообще узнали, что Лемкин женат?

— Ему было бы не нужно любовное гнездышко, не будь он женат, — пояснил Монк.

— Любовное гнездышко? — переспросил Стоттлмайер.

— Это место, которое используют для встреч с женщинами, не являющимися вашей женой.

— Я знаю, что такое любовное гнездышко, Монк. Я не понимаю, как ты узнал, что это оно.

И я не знала, как и остальные.

— Вся мебель арендована — вот почему она совпадает — плюс я заметил ярлычки под разными ее частями.

— Вы заглядывали под мебель? — изумился Рэнди.

— Он это делает везде, куда бы ни попал, — разъяснил Стоттлмайер.

Это правда. Я даже видела, как он проделывал подобное у меня дома. Под мебелью что-то может лежать, а он терпеть не может не знать, что именно. А если там какие-нибудь миленькие создания? Думаю, Монк бы этого не вынес.

— Важной уликой стали одежда и туалетные принадлежности, — продолжил Монк. — Лемкин держал четыре пары свежей и чистой одежды, такой, как носил на себе, чтобы в любое время иметь возможность переодеться после незаконного рандеву, дабы жена ничего не заподозрила. Здесь также есть мыло и одеколон, чтобы она не учуяла запаха другой женщины.

Мне следует научиться доверять собственным инстинктам, или, по крайней мере, интерпретировать их. С первого момента, как я зашла в эту квартиру, она показалась мне гостиничным номером. Но я не удосужилась подумать о причине своих ощущений. А Монк подумал. Он глубоко осознал то, что казалось само собой разумеющимся, на что мы смотрели, не видя. В этом существенное различие между Монком и мной. И вот еще: я не дезинфицирую воду каждый раз, прежде чем попить. А он проводит эту процедуру.

— Хорошо, значит, у него были шашни, — обратился капитан к Монку. — Откуда ты знаешь, что именно жена застрелила его, а не чей-нибудь возмущенный рогатый муж, отвергнутая любовница или наемный убийца?

— Все, что нам нужно — только посмотреть на тело, — произнес Монк и направился в гостиную. Все пошли за ним. Как только я увидела труп, мои тревоги и дискомфорт вернулись. Низкий гул страха усилился.

Но Монк, Стоттлмайер и Дишер присели рядом с телом, будто оно обычный предмет мебели. Мои неприятные эмоции им были нипочем.

— Лемкину выстрелили один раз в сердце, — просвещал Монк. — Почему не в лицо или голову? Ему выстрелили в сердце, потому что он разбил сердце. Нельзя игнорировать символический подтекст.

— Мы не на уроке английского в средней школе, — съязвил Дишер. — Вся эта символическая чушь чересчур даже для Вас.

— Не в случае, когда замечаешь, что убийца забрал с собой обручальное кольцо Лемкина, — возразил Монк, указывая на полоску бледной кожи на безымянном пальце жертвы. — Очевидно, оно представляло для нее сентиментальную ценность.

— Или денежную стоимость, — предположил Рэнди.