У Грейтхауса оставался недоеденным последний кусочек колбаски, который он, очевидно, оставил, чтобы посмаковать, когда расправится с кукурузными лепешками.
— Во-первых, бюро должно выкупить его у Маккаггерса.
— Выкупить?!
— Да-да, выкупить. Господи, Мэтью! Ты что, не высыпаешься? С первого раза теперь не понимаешь? — На лице Грейтхауса мелькнула озорная улыбка. — А, вон оно что! С внучкой Григсби небось гуляешь под луной?
— Да что вы!
— Ты говоришь одно, а твой румянец — другое.
— Мы с Берри друзья, — сказал Мэтью и поймал себя на том, что говорит очень напряженным и осторожным голосом. — Не более того.
Грейтхаус хмыкнул.
— По-моему, если два человека вместе спасаются бегством по винограднику, то они или никогда уже не захотят увидеть друг друга еще хоть раз, или станут больше чем друзьями. Но я рад, что ты о ней заговорил.
— Я? Я о ней не заговаривал!
Для пущей убедительности он с хрустом вонзил зубы в крендель.
— В моем плане есть место и для нее, — сказал Грейтхаус. — Я хочу купить Зеда у Маккаггерса и собираюсь ходатайствовать перед лордом Корнбери, чтобы он оформил Зеду вольную.
— Воль… — Мэтью замолчал, голова у него сегодня точно работала туговато. — И видимо, Маккаггерс охотно продаст вам раба, который так нужен ему и делает такую важную работу?
— Я еще не разговаривал об этом с Маккаггерсом. Пойми меня. — Он дожевал последний кусочек колбаски и снова потянулся за чаем. Но чая ему не хватило, и он умыкнул у Мэтью сидр и выпил половину. — Вот это дело с игрой в лото, за которое ты взялся. Пойти в разбойничий притон и прикинуться пижоном-игроком. Ну, роль пижона тебе удалась, но, Мэтью, ведь ты подвергал себя там большой опасности, и не делай вид, что это не так. Если бы я знал, что ты в такое ввяжешься, то пошел бы с тобой.
— Вам же некогда было, — ответил Мэтью, имея в виду историю с доктором Гробсоном, из-за которой Грейтхаусу пришлось отправиться на другой берег реки, в Нью-Джерси. — И если я правильно понимаю круг моих служебных прав и обязанностей, я могу сам, без вашего одобрения, браться за дело или отказаться от него.
— Совершенно верно. Потому-то тебе и нужен человек, который будет прикрывать твою спину. Я заплатил Маккаггерсу за то, чтобы он разрешил Зеду нарядиться в купленный мной костюм и явиться в «Петушиный хвост». Я уверил его, что Зеду там не грозит опасность — и это же правда, если учесть его способности.
— Но вы ведь не знали, что это окажется правдой. Ему еще только предстояло показать себя. — Мэтью вернулся к фразе, заставившей его перестать хрустеть кренделем. — Прикрывать мою спину? Вы хотите сказать, что Зед будет моим телохранителем?
— Так, не кипятись. Послушай меня. Знаешь, какие указания я просил Маккаггерса дать Зеду вчера вечером? Защищать нас с тобой и самого себя. Я был готов прийти на помощь, если бы запахло жареным.
— Да, — кивая, сказал Мэтью. — Из-за вашей попытки прийти на помощь вы чуть не остались без руки.
— Все знают, что Скелли держит за стойкой топор! Мэтью, я же не идиот!
— Я тоже, — стараясь скрыть запальчивость за спокойным тоном, ответил Мэтью. — И телохранитель мне не нужен. Вам не приходило в голову, что в обществе раба можно нажить больше неприятностей, чем когда просто сам идешь куда-нибудь — например, в разбойничий притон, как вы выразились, — и выпутываешься, полагаясь только на свою смекалку? Зед бесстрашен, и это, конечно, здорово. Качество, достойное восхищения, нет спору. Но иногда бесстрашие и опрометчивость идут рука об руку.
— Ну да, а иногда франтовство и упрямство идут рука об задницу! — сказал Грейтхаус.
Трудно было сказать, от гнева или от колбасок запылали у него щеки, но в глубине его глаз загорелся и не сразу погас злой огонек — похожее предупреждение Мэтью время от времени видел, когда они тренировались в фехтовании и Грейтхаус забывал, где он находится, на краткий опасный миг уносясь в своем воображении на поля битв и в закоулки интриг, и закаливших его, и оставивших на нем шрамы. В такие мгновения Мэтью мог считать, что ему повезло, если его не проткнули: хоть он и совершенствовался в искусстве защищать свою шкуру, ему так и суждено было оставаться не более чем фехтовальщиком-любителем. Мэтью ничего не сказал. Он покосился в сторону и отпил сидра, ожидая, когда старший воин вернется из обагренных кровью коридоров памяти.
Грейтхаус захрустел суставами пальцев. «Кулаки у него вроде и так большие», — подумал Мэтью.
— Кэтрин возлагает на тебя большие надежды, — сказал Грейтхаус уже тише, примирительным тоном. — Я полностью согласен, что никто не вправе диктовать тебе, за какие дела браться, а за какие — нет. Но, как она предупреждала, в этом ремесле тебя, конечно же, всегда может подстерегать опасность, иногда смертельная. — Он помолчал, не переставая похрустывать пальцами. Ему не сразу удалось сказать то, что он хотел. — Я не могу быть с тобой постоянно, но мне бы очень не хотелось, чтобы на твоей надгробной плите значился тысяча семьсот второй год.