Выбрать главу

Наконец Грейтхаус сказал, не обращаясь ни к кому в особенности:

— Ну что, мы, наверное, пойдем. — И все же сделал последнюю попытку; стучаться в непробиваемые стены было в его обыкновении. — Как вы думаете, если бы ван Ковенховен знал, какие у Зеда способности, он бы прислушался к голосу разума?

— Можете попробовать, — ответил Маккаггерс, — но это, вероятно, только заставит его поднять цену.

— Ладно. Спасибо.

Грейтхаус еще немного понаблюдал, как работает Зед, и резко направился к выходу.

Мэтью уже собирался последовать за ним, как вдруг Берри спросила у коронера:

— Прошу прощения, но мне хотелось бы знать… умеет ли Зед читать или писать?

— По-английски — нет, на своем родном языке — возможно. На той работе, которой он занят у меня, ему незачем читать или писать. Он лишь следует указаниям, которые я ему даю словами или знаками.

— Тогда позвольте спросить, откуда вы знаете, что он умен?

— По двум признакам, — ответил Маккаггерс. — Во-первых, он точно исполняет поручения. А во-вторых, есть его рисунки.

— Рисунки? — удивленно спросила Берри, а Грейтхаус остановился у двери и оглянулся.

— Да. Вот некоторые из них. — Маккаггерс прошел через комнату и достал с верха книжного шкафа несколько листов бумаги. — Думаю, он не будет возражать, если я вам покажу, — сказал он, хотя Зед повернулся на стуле и смотрел на них с каким-то напряженным вниманием, отчего у Мэтью поползли по затылку мурашки: а вдруг невольник решит, что его рисунки не предназначены для чужих глаз?

Маккаггерс вручил Берри листы. Теперь наступила очередь Мэтью смотреть через ее плечо. Грейтхаус вернулся, чтобы тоже взглянуть на рисунки из-за ее спины.

— Он их десятка два сделал, — пояснил Маккаггерс. — Моими черными грифелями. Ломал их, надо добавить, как палочки для трута.

Нетрудно было понять, как это происходило. В некоторых местах бумага была просто прорвана силой нажима. Но теперь Мэтью стало ясно, почему Зед столько времени проводит на крыше ратуши.

Первый рисунок являл собой вид Нью-Йорка и Большого дока, запечатленный Зедом со своего наблюдательного пункта. Но это были не те город и док, которые каждый день видел Мэтью. Казалось, эти толстые черные восковые линии зданий и похожие на каноэ формы парусников принадлежат некоему другому, первобытному миру; солнечный круг представлял собой линию, которая все закручивалась и закручивалась, пока, очевидно, не отломилось острие грифеля, оставив на пейзаже уродливый размазанный след. Вид был отталкивающим и чуждым, черные линии извергались из квадратов труб, а внизу замерли на ходу составленные из черточек человечки. В рисунке было что-то от ночного кошмара, все здесь было исключительно черно-белое, без оттенков.

На втором рисунке можно было узнать кладбище у церкви Троицы, надгробные камни здесь весьма напоминали здания с первого пейзажа, а безлистые деревья были похожи на длинные, тонкие скелеты. Возле одной из могил, кажется, стояла мужская фигура, или просто в этом месте грифель вконец стерся?

Но третий рисунок был совсем другим: просто стилизованное изображение рыбы, ощетинившейся чем-то вроде шипов и окруженной волнистыми линиями воды. На четвертом рисунке тоже оказалась рыба, снабженная наспинным парусом и длинным клювом, а на пятом, последнем в пачке, — рыба, состоящая из кругов и квадратов, с хватающим воздух ртом и единственным вытаращенным глазом, в центре которого грифель проткнул бумагу насквозь.

— Он любит рисовать рыб, — сказал Маккаггерс. — Понятия не имею почему.

— Тут все ясно: он был рыбаком. — Грейтхаус наклонился, заглядывая через другое плечо Берри. — Как я рассказывал Мэтью, племя га…

Он не договорил: внезапно откуда ни возьмись протянулась большая черная рука и схватила листы бумаги, которые держала Берри, отчего та испуганно вскрикнула и побледнела. По правде говоря, Мэтью самого до коленных чашечек пробрала дрожь, и он, стиснув зубы, подавил в себе страх, ибо Зед очутился прямо перед ними в мгновение ока. Грейтхаус не пошевелился, но Мэтью чувствовал, что он собрался и готов, если нужно будет, в любой момент нанести удар.

Покрытое шрамами лицо Зеда было бесстрастно, взгляд его эбеновых глаз был устремлен не на Берри, а на рисунки. Он чуть потянул листки, и Берри сразу их отпустила. Тогда он повернулся и пошел с рисунками обратно, к своему рабочему месту, и Мэтью поразило, что он ступает по половицам почти бесшумно.