Испытывая невыразимые муки, Амброз решил было, что переживает самое страшное мгновение своей жизни. Затем он обнаружил, что по страшности оно было лишь вторым. Венец же всех печалей был достигнут, когда адмирал вернулся, держа в руке нечто пожеванное, чего Амброз сразу даже не узнал.
Адмирал был исполнен сочувствия. В его голосе, когда он заговорил, пряталось простецкое моряцкое сочувствие.
– Вот, пожалуйста, сэр, ваш убор, – сказал он. – Вот ваш прибор. Этот забор, сэр, боюсь, немножко пострадал. На него случайно наступил один джентльмен. А на пробор ведь нельзя наступить, – сказал он назидательно, – чтоб он цел остался. И этот бор уже не тот сор, каким был.
Хотя адмирал говорил непринужденным тоном светского собеседника, в его голосе чувствовалась какая-то целеустремленность. Он походил на контр-адмирала, который чего-то дожидается, и Амброз, будто под гипнозом, извлек из кармана полкроны и вложил ее в адмиральскую ладонь. Затем, водрузив на голову бренные останки, он зарысил через фойе, чтобы скорее воссоединиться с любимой.
В первую минуту ему представилось весьма маловероятным, что она будет способна ответить ему взаимностью, увидев на его голове это нечто. Затем Надежда робко дала о себе знать. В конце-то концов этот тяжкий удар постиг его, когда он жертвовал собой ради нее. Она, конечно, это учтет. К тому же девушки калибра Роберты Уикхем любят своих избранников не только за их шляпы. Складки на брюках тоже чего-то стоят. Как и гетры. И когда Амброз пробился через толпу к тому месту, где оставил свое божество, он уже почти преисполнился оптимизма. Но едва он достиг этого места, как ему в уши ввинтился визгливый голос Старого Вонючки.
– Ух ты! – сказал Старый Вонючка. – Что это у вас со шляпой?
Тут же раздался другой пискливый голос. Уилфред, сын тети Марсии, рассматривал его с обидным интересом биолога, изучающего под микроскопом какой-нибудь простейший организм.
– Ого! – сказал Уилфред. – Не знаю, известно ли это вам, но на вашей шляпе кто-то вроде бы посидел. Ты когда-нибудь видел такую шляпу, Вонючка?
– Ни в жисть, – ответил его друг.
Амброз скрипнул зубами:
– Хватит о моей шляпе. Где мисс Уикхем?
– А она ушла, – сообщил Старый Вонючка.
Жуткий смысл этих слов дошел до Амброза не сразу.
Затем у него отвалилась нижняя челюсть, и он в ужасе выпучился на мальчиков:
– Ушла? Куда ушла?
– Не знаю куда. Просто ушла.
– Она сказала, что вдруг припомнила одну деловую встречу, – объяснил Уилфред. – Она сказала…
– …чтобы вы повели нас в кино, а она присоединится к нам попозже, если сумеет.
– Она думала, что, наверное, не успеет, но попросила, чтобы вы оставили ее билет кассиру на всякий случай.
– Она сказала, что знает, что может спокойно оставить нас с вами, – закончил Старый Вонючка. – Ну, пошли, а не то пропустим назидательную комедию в двух частях.
Амброз тоскливо смотрел на них. Все его существо требовало отвесить этим двум затылкам по хорошему подзатыльнику, от души выругаться, умыть руки и широким шагом удалиться восвояси. Но Любовь побеждает все. Рассудок твердил ему, что перед ним двое маленьких мальчиков, отвратнее которых ему еще видеть не приходилось. Короче говоря, мясо для подзатыльников, и только. Но Любовь, более могучая, чем рассудок, нашептывала, что они – священный знак доверия. Роберта Уикхем ждет, что он поведет их в кино, и он должен это сделать.
И такой была его любовь, что он ничуть не возмутился из-за дезертирства Роберты. Без сомнения, сказал он себе, у нее была веская причина. Вздумай кто другой, чуть менее божественный, улизнуть, подкинув ему этих двух зловредных микробов, такой поступок можно было бы счесть некорректным, но в ту минуту он все еще чувствовал, что царица всегда права.
– Ну ладно, – сказал он уныло. – Шевелитесь!
Однако Старый Вонючка еще не пресытился темой шляпы.
– А знаете, – задумчиво сказал он, – вид у вашей шляпы тот еще.
– Абсолютно жуткий, – поддержал Уилфред.
Амброз несколько секунд жег их взглядом, и ладонь у него отчаянно зачесалась под перчаткой. Однако железное самообладание Уиффинов сослужило ему отличную службу.
– Шевелитесь! – сказал он напряженным голосом. – Шевелитесь же!