— Бывшая жена, — слишком очевидно проглотив недовольство, пискнула Изабелла. — Рада быть здесь! Мой Томас тщательно следит за тем, чтобы я не закисала дома во время беременности, и все время водит меня в разные интересные места. Ну, должна сказать, что у вас тут все довольно миленько организовано, почти на высшем уровне.
Это что было? Смешная попытка от не очень-то и уверенной в себе «нынешней» уколоть «бывшую»? Или просто недостаток такта и мозгов?
Глупенькая, глупенькая Изабелла.
Никакие твои шпильки и завуалированные оскорбления не способны задеть меня сильнее, чем положение, в котором ты находишься.
— И когда ты ждешь пополнения, Изабелла? — в тон девушке спросила Мари, пока я так и не находила в себе сил заговорить, тратя всю энергию на игнорирование не в меру пристального рассматривания Томаса, которое он даже не утруждался скрывать.
— Мы ждем, — прижалась ее собеседница к боку моего бывшего мужа плотнее, хотя куда уж больше. — В ноябре. И уже вовсю готовим детскую в НАШЕМ новом доме в пригороде.
Томас никогда и слышать не хотел о переезде в пригород. Только центр города, только самый дорогой район, только пентхаус на целый верхний этаж небоскреба. И у нас был такой: с видом из панорамных окон, что казалось, будто паришь над городом, и сердце сжималось от страха и восхищения, когда мы занимались перед ними любовью.
— Как удивительно! А я слышала, что Томас у нас — ярый противник раз-мно-же-ния. — Мари в запале не поняла, что уязвила совсем не моего бывшего с его нынешней, а куда как сильнее меня.
— Прошу прощения, я ненадолго оставлю вас!
Вымучив улыбку, я мотнула головой Мари, запрещая идти за мной.
— Алеена, мне надо с тобой поговорить. — Забыв о приличиях, Томас шагнул за мной, обрывая тираду Изабеллы о том, что мужчины меняются до неузнаваемости, встретив ту самую, свою женщину.
Меня реально вот-вот стошнит.
— Сейчас это не представляется возможным, но ты позвони моему менеджеру и договорись о встрече, — на ходу бросила я.
— Ты серьезно?
Я даже не замедлила шаг и, заставляя себя не срываться на бег, пошла в сторону туалетных комнат. Мне срочно понадобился свежий воздух. Здесь стало совершенно нечем дышать.
Все ускоряясь, я неслась по коридору и не остановилась, даже когда очутилась на улице, выскочив прямо под проливной дождь. Зашагала между куда-то спешащими прохожими, которые кто чем: зонтами, капюшонами дождевиков, кто-то вообще папками от файлов и журналами — защищались от природной стихии. Меня она беспрепятственно стегала холодными тяжелыми каплями прямо сквозь тонкую ткань вечернего платья. А я не хотела защищаться. Я хотела, чтобы лило, лупило прямо по моей полыхающей огнем обиды и боли голове, вымывая оттуда все прошлое, как бурный поток уносит давно присохшую грязь. Мне нужно избавиться от всего этого, иначе просто задохнусь.
У Томаса в ноябре будет ребенок.
У Томаса, не у нас.
Нашего он не желал настолько, что тот не сумел удержаться в моем теле. И я осталась бесконечно опустошенной и оттого стремящейся к одиночеству с такой отчаянностью, что мне опротивело быть безупречностью для моего идеального мужчины. И все развалилось. А я ведь, оказывается, все это время ждала. Ждала. Сама ушла, но ждала.
Чего?
Что Томас появится однажды на моем пороге и скажет, что готов все построить заново и на иных условиях? Он и построил. Не со мной. Милая девушка Изабелла достаточно хороша, чтобы ходить с ним рядом беременной, округлившейся. А я? Я была, по его логике, слишком хороша для этого! Та самая его проклятая неприкосновенная безупречность, которой он поклонялся и чьего повреждения, хоть малейшего изменения и изъяна он не мог перенести, считая кощунством.
Так любил ли ты хоть когда-то, Томас, меня или всегда лишь ту внешнюю идеальную оболочку — под стать своей — за неизменностью коей всегда следил с маниакальным упорством?
Да уж, со стороны мы были чудо-парой. Всегда вместе, всегда вдвоем. На работу, на отдых, в тренажерный зал, вечером — в клубы, рестораны. Томас находил время для того, чтобы ждать меня в салонах красоты, ходить со мной на шоппинг. Мы не отрывались друг от друга почти никогда, не ссорились ни единого раза, не уставали от разговоров или молчания. Будь мы даже сиамскими близнецами, и то, наверное, умудрились бы начать раздражаться из-за отсутствия личного пространства. Но нет.