Золотые часы, Breguet, на самом деле подделка, но хорошая подделка и золото настоящее, можно больше сотни выручить. Кожаный бумажник – марку навскидку не сказать, но кожей аллигатора тут очевидно и не пахнет, Джорджи, максимум какой-нибудь телячьей. Обручальное кольцо, ничего особенного, но и ничего лишнего, еще можно перепродать. Дешевые запонки под платину и такой же зажим для галстука – вообще ни о чем, конечно, а вот круглые золотые очки – стекла-то вынуть можно и поменять, примеряется Джерси, катая во рту сигарету, – пойдут минимум за полсотни. Джорджи смотрит на него нетерпеливо.
– Ну, сколько там набегает, а, Джерси? – склабится, почесывая голый татуированный локоть.
– Сто семьдесят за все, – уверенно отмеряет Джерси конечную цену, кладя очки к остальному разложенному барахлу и поднимая взгляд.
– Да давай без мелочи, сойдемся на двух сотнях, – Джорджи переступает с ноги на ногу.
– Сто семьдесят, – повторяет Джерси, спокойно глядя из-под желтых очков.
– Да чего тебе этот тридцатник, вон, смотри, один бумажник за сотку уйдет, это ж ебаный крокодил! – интересно, все-таки пытается наебать или на самом деле не въезжает?
– Сто. Семьдесят, – безэмоционально говорит Джерси, затягиваясь и вытаскивая сигарету изо рта плоскими, какими-то желтушными пальцами. Солнце пробивается через жалюзи и окрашивает рыжие завитки на пальцах почти в золотой цвет.
– О'кей, о'кей! – Джорджи повышает голос неизвестно для кого, ведь сейчас здесь пусто, если не считать их, тощего ирландишки и Джерсийского Дьявола. "Я, блядь, не ирландец!" – каждый раз злится Джорджи, когда Джерси называет его так. "А я срать хотел, кто ты там, блядь, разговаривать научись нормально", – каждый раз отвечает ему Джерси, сплевывая. Джерси ненавидит ирландцев еще с тех пор, как они начали слезать со своих сраных ирландских кораблей, воняя своим сраным ирландским виски и натачивая свои сраные ирландские ножики. А еще Джерси ненавидит Джорджи. В сумме этого достаточно.
Джерси улыбается под густыми усами своим мыслям и лениво смотрит, как Джорджи в спешке роется по карманам узких брюк, а после грохает о зазвеневший прилавок тяжелую золотистую зажигалку. В ее нижней части глубоко, так, что не вытравишь, выгравировано чужое имя – такое только если залить, но Джерси лень этим заниматься.
– Вот, блядь, подавись, – Джорджи бросает раздраженно. – Себе хотел оставить, но ты ж, сука, ни цента не уступишь. Но глянь на нее, ты глянь: чистое золото, моментально уйдет. А гравировку свести можно.
Джерси брезгливо косится на зажигалку и выдыхает через нос. От жары кажется, что вместо воздуха он выдыхает каленый пар.
– Джорджи, мать твою, – он начинает зло и негромко. – Я тебе еще в прошлый раз ясно сказал: не наебывать меня. Не пытаться наебать. Даже не думать, блядь, наебать хоть где-нибудь, – дым от сигареты клубится вокруг его волосатых пальцев, дым от гнева почти идет у него изо рта.
– А че я наебываю-то? – Джорджи моментально становится агрессивным. – Слышь, чувак, я за свои слова отвечаю. Где я тебя наебываю, ты мне покажи, где, и мы разберемся, без вопросов.
Джерси жмурится, затягивается последний раз и тушит сигарету в посеревшей от табака пепельнице.
– Забирай свое дерьмо, – кивает на зажигалку. – За остальное – сто семьдесят. Не нравится – вали.
– Сукин ты сын, блядь, Джерси. Тридцатку, блядь, зажал. Тебе вот жалко, что ли, – бормочет себе под нос Джорджи, зло засовывая зажигалку в задний карман. Его акцент режет Джерси уши, и он неприятно хмурится. Джорджи ловит его взгляд через желтые очки. – Да ладно-ладно, все в норме, давай сто-сколько-там, меня все устраивает.
– Следи за языком, мальчик, – Джерси открывает кассовый аппарат, доставая купюры и неспешно начиная отсчитывать те, что помельче. – Я не спрашиваю, откуда это дерьмо, ты не спрашиваешь, почему я даю за него именно столько. Так мы работаем.
– А ты б спросил, мне че, мне скрывать нечего, – снова склабится Джорджи. – У старика одного сердце прихватило прям на девочке, так пока то, пока это, врача там Вивиан вызвонила… в общем, ему ж все одно уже не надо, а кому еще вдруг понадобится. Типа благотворительность, – он хрипло смеется.
Джерси бросает на него странный взгляд и возвращается к пересчету купюр.
– Давай, давай, – Джорджи следит за этим с нескрываемым интересом, опять переступая с ноги на ногу.
– Заткнись, – осаживает его Джерси. Он мог бы сказать, что Джорджи сейчас под хорошей дозой крэка, но Джорджи никогда не употребляет сам. И, в любом случае, работа Джерси состоит только в том, чтобы отдать Джорджи деньги и забрать товар, поэтому он молча протягивает мятую стопку зеленых купюр.
– А еще мельче не было? – Джерси крепко сжимает купюры кончиками пальцев, когда Джорджи уже почти забирает их из его руки. – Да ладно, чего ты. Спасибо, – Джерси разжимает пальцы, и Джорджи быстро сует деньги в карман.
Он салютует от шляпы и выходит из ломбарда быстро, совсем мальчишеской походкой. Джерси достает из заднего кармана мягкую пачку, вытаскивает сигарету зубами и прикуривает от спички, провожая его взглядом через жалюзи. На улице ужасно жарко и пахнет быстро гниющим мусором, раскаленной пылью и плавящимся асфальтом. Джерси вытирает капли пота под нижней губой и достает конторскую книгу из-под прилавка. Жара жарой, но если ты хочешь адаптироваться – нужно работать.
Джерси периодически заходит в Puddin' & Pie, чаще в женские дни, но Джорджи все равно. Какая разница, на кого встает у Джерсийского Дьявола, пока тот отстегивает наличные? И даже стриптизеры уже не жалуются на сальные мелкие купюры, перетянутые резинками, потому что лучше двадцать баксов мелочью, чем пятерка одной купюрой, да и Джорджи, если подменяет Ганса в баре, без проблем разменивает деньги.
Джерси вообще – на редкость удобный клиент. Он никогда не буянит и ничего не устраивает, обычно просто сидит за дальним столиком, потягивает второй или третий сайдкар, курит свою маленькую стеклянную трубку и смотрит на все из-под желтых очков. Всегда к концу вечера подзывает кого-нибудь потанцевать – обычно кого помоложе и порумяней, – через раз заказывает приват, а потом и массаж, оплачивает их чуть выше ценника и не делает ничего лишнего. И хотя стриптизеры никогда не говорят о сексе с Джерси, Джорджи не видел на их телах синяков или укусов после него, и их глаза не были напуганными. Все они были нормальными после Джерси, а Джорджи, пожалуй, больше ничего и не нужно. Хватает у него проблемных клиентов, чтобы еще разбираться с Джерсийским Дьяволом.