Джерси ничего не отвечает, разглядывая его спину. Татуировка ползет по позвонкам до самой поясницы, и Джорджи лениво думает, что на самом деле не отказался бы посмотреть, как будет двигаться эта крашеная кожа под его руками, если нагнуть Джорджи и хорошенько вставить. Провести бы по ней лапищей, когда туго, в кровь воткнешь здоровый звериный член по яйца, сгрести, содрать, обнажая хрусткие позвонки… Джерси хмыкает, находит свои запавшие в щель возле подлокотника очки и встает с дивана.
Когда Джорджи наконец открывает глаза и приподнимается на локте, Джерси уже возвращает человеческую форму и раскуривает свою трубку.
– Слышь, будь другом, кинь сигарет, – хрипло клянчит Джорджи, и Джерси усмехается в усы, наклоняясь к его валяющимся на полу брюкам и доставая из кармана мягкую пачку и зажигалку с так и не сведенной, только некрасиво зацарапанной гравировкой. Он бросает их Джорджи, и тот с наслаждением закуривает, вытягиваясь на диване, перебирая пальцами ног.
– Знаешь, а ты не такой плохой парень, – говорит Джорджи с хриплым смешком. – Если б еще и не пидор был, – он закрывает глаза, продолжая улыбаться, – Лукас.
– Ты серьезно веришь в эту срань? – Джерси пренебрежительно поднимает бровь.
Он знает, знает!
Заткнись!
– Может, да, может, нет, – неоднозначно отвечает Джорджи, так и не открывая глаз. – Люди всякое говорят, кто знает, чему верить.
– Я бы не верил в херь про сумасшедшую старуху и ее тринадцать детей, среди которых чудом затесался дьявол, – Джерси качает головой, залезая в задний карман.
– Еще в сказки скажи не верить, – Джорджи сипло смеется, все-таки искоса смотря на Джерси.
– Я бы не верил, – невозмутимо повторяет Джерси. – И да, кстати, еще сотню ты отлично отработал, я оставлю на кровати. Купи себе магнитофон этот наконец.
– Все, вали уже на хуй, членосос ебучий! – мгновенно вспыхивает Джорджи. – Вот, блядь, разговаривай с тобой нормально! – он швыряет сигаретную пачку в спину отвернувшегося Джерси. – Че встал, вали давай, сракоеб!
Джерси только удовлетворенно смеется, поправляя очки, и выходит из комнаты, даже из коридора слыша, как Джорджи продолжает орать ему вслед. Джерсийский Дьявол неспешно поворачивается в сторону лестницы, затягиваясь, и сразу сталкивается с тревожным взглядом Вивиан, спешащей к нему.
– Я вышла покурить, а когда вернулась, Ганс сказал, что слышал выстрелы, – подойдя, она смотрит на Джерси требовательно, но обвинять открыто не решается. Правильно.
– Да, Джорджи стрелял, девочка, – хладнокровно отвечает Джерси, выдыхая дым ей в лицо. – В меня.
– Что? – и он ожидает любой реакции Вивиан, но не вспыхнувших в ее глазах моментально ненависти и одновременно животного страха. Она отталкивает Джерси и распахивает дверь. – Джорджи?
– Твою ебаную мать, Вивиан! – судя по звуку и крепким ругательствам после, Джорджи от неожиданности наворачивается с дивана.
– Женщины, бля, – Джерси мгновенно понимает, что до него здесь дела никому уже нет, и закатывает глаза, возвращаясь к запланированному маршруту.
Он спускается по лестнице умиротворенно, видя во всех направлениях и плоскостях. Он видит намокшие мигом ресницы Вивиан и Джорджи, неловко пытающегося объяснить ей, что все в порядке. И деньги, которые он отдает ей. "Так, это мне на Conion – и сдачу на выпивку, а это тебе. Ну, купишь че себе там, платье, туфли… или еще какую херню…" И Джерси даже не морщится, видя мокрый поцелуй, которым она перебивает его. И то, как Джорджи обнимает ее и осторожно гладит по волосам, и они оба ужасающе воняют смертью. Джерси улыбается. В итоге это оказывается хороший договор для всех.
На самом деле Джерси много знает о договорах с дьяволом, больше, чем шутит на эту тему. Да и как не знать тому, кого мамаша Лидс спустила со стершей шею в красно-черное мясо веревки только затем, чтобы этому самому дьяволу продать. Но у нее не вышло. Как и у многих других. Ни у кого не могло выйти, потому что никогда не существовало никакого дьявола. Кроме Джерсийского, разумеется.
Джерси много знает о договорах и заключает их почти каждый божий – ха! – день. И хотя он не может больше жрать человеческое мясо, новый способ жизни тоже вполне себе недурственный. Ведь в человечине главное – охота. А чтобы охотиться, вовсе не обязательно прятаться между деревьев и таиться в сумеречном тумане. Достаточно – раз – ломить неподъемные выкупные цены. Два – привечать всех в нужде, чтоб они стелились перед твоими потертыми ботинками. Три – выполнять чужие желания и после в тени ломбарда или стрип-клуба ждать, пока приползут и попросят еще. И четыре – неизменно получать удовольствие от еды.
Джерси насвистывает старую мелодию себе под нос, салютуя Гансу и выходя из Puddin' & Pie. Одной духовной пищей все-таки тоже сыт не будешь, и, вернувшись в Lucky Pawn, он обязательно пошлет Джека в ночь забрать пару живых кур, которых специально для него держит Иоганн. И, конечно, получит определенное удовольствие и от нытья своего помощника, и от того чавканья и хруста, с которым эти куры исчезнут в его мертвой пасти.
Джерси напевает, неспешно шагая по улице, и щурится на проходящих простаков из-под желтых очков. Может быть, кому-то из них даже кажется, что его глаза черные насквозь, как пустые дыры в черепе. Может быть. Джерси тихо смеется и думает о сочной клекочущей курице.
Джорджи Порджи девиц блюдет,
Днем целует их и бьет.
Дьявол же приходит в ночь,
Чтобы Джорджи уволочь.
<p>
</p>