– И несмотря на это, – продолжал Директор, – народ, мля, весёлый, пипец! Поёт, танцует. Один негр с барабаном выйдет на улицу, и тут же вокруг него толпа, и все пляшут. А песни какие поют! Сейчас дам тебе послушать. Я целый диск нарезал.
Он подошёл к дивиди-проигрывателю, вставил диск и нажал кнопку воспроизведения.
Полная кубинка с немного печальными карими глазами запела. Её голос будто бы следовал за прихотливыми извивами сигарного дыма:
– Ко-ман-да-а-анте Че Ге-ва-а-а-а-ра….
Казалось, что она горюет по своему мужу, убитому на гражданской войне.
– Так, слушай, – спросил Бумер, – а чё, ты там русскую тёлку никакую не отодрал?
– Да это вообще нереально. Все русские тёлки, которые со мной приехали, с таким были гонором! Богини, нах! Супермодели! Не подойти.
– Да не мзди! Так и скажи, что не умеешь тёлок снимать, мля!
– Хуль ты пиздишь-то, ёб-б-банавро! Умею я тёлок снимать, и сам не мзди.
– А я говорю, не умеешь ни хуа! Реально не умеешь снимать тёлок. Был на Кубе и вернулся неёбаный. Значит, не умеешь!
– Да я тебе щас наваляю!
– Да я сам щас тебе наваляю. Держите меня трое, я ему наваляю! – Бумер вытянул вперёд сжатые кулаки и сделал вид, что собирается подняться из кресла, но Директор первый подошёл к нему и в шутку приплюснул его нос кулаком со словами:
– Вот тебе, сцуко.
– Отстань от меня, отстань немедленно, – замахал руками Бумер. – Не трогай меня.
– Спорим, – сказал Директор, – что мы сейчас погоним в любой бар и я там сниму тёлку? Спорим? – он сунул ладонь Бумеру.
Бумер не спеша вынул сигару изо рта, вытер губы и переспросил:
– В любой?
– В любой! – запальчиво крикнул Директор.
– Вот и поехали в «Ирландский паб», – хитро прищуриваясь, предложил Бумер.
– Поехали, нах!
– А на что спорим-то, ёб-б-банавро? – решил уточнить он.
– А хоть на что, нах!
– Давай на коробку сигар? – Бумер с вожделением покосился на коробку, в которой аккуратно, одна к одной, лежали толстые ароматные сигары.
– Давай, мля. Разрубаем?
– Руби, ёб-б-банавро!
– Куба либре, патриа о муэрте! – сказал Директор и разрубил.
– Ты знал! Ты всё знал, сцуко! И спецом всё это подстроил! – возмущался Директор.
– Ты сам, сцуко, сказал в любой бар, нах! – ухмылялся Бумер.
– В любой бар, где есть тёлки! – Директор растерянно оглядывался по сторонам. – А тут одни мужики!
– Не было такого условия! – категорично возразил Бумер. – Ты сказал: в любой бар, и точка!
Оба приятеля ютились за барной стойкой. Вокруг них потные, рано поседевшие яппи без галстуков шумно болели за сборную России против сборной Лихтенштейна или Монако. На экранах телевизоров бегали человечки в разноцветных трусах и майках и пинали друг другу крохотный белый мяч. В сизой никотиновой атмосфере среди сытых отрыжек и красных рож сновали неутомимые официантки. Каждая из них доставляла за раз по четыре пивных кружки.
Директор вынул из-за пазухи две сигары и скрепя сердце протянул одну Бумеру.
– Сдаётся мне, Тарас Григорьевич, – раскуривая сигару, сказал Бумер, – что это уж не вы меня, а я вас сигарами потчую, потому как шансов у вас, – он обвёл взглядом утонувшее в дыму помещение, – никаких.
– Погоди, Бумер, ещё не вечер, – ответил Директор, кивком головы указывая прямо перед собой, – Вон наш контингент.
За столом напротив – о, чудо! – сгруппировались в тесный кружок бизнес-леди, решившие поболеть.
Бумер скептически хмыкнул. Компания женщин излучала наружу такую же самодостаточность, как композиция из правильно составленных кеглей.
– Зацени, – стряхивая пепел с кубинской сигары, Директор катнул в сторону женщин свой особенный бархатный взгляд, в котором инерция тяжёлого шара для боулинга соединилась с желанием игрока выбить страйк. Затем, балансируя на высоком стуле всей массой своего буржуйского тела, он сделал попытку отогнуть борт пиджака, чтобы продемонстрировать лейбл Zegna. Оставалось ещё взмахнуть рукой, чтобы дорогие швейцарские часы выпорхнули из манжета на волосатое запястье, а потом, брезгливо скривившись, согнуть руку в локте и посмотреть на циферблат.
Манёвры, однако, были замечены раньше. Одна из бизнес-леди шепнула что-то своей приятельнице, сидевшей спиной к Директору. Что именно, Директор не успел понять, захваченный эротической сценой. Губы говорившей отстранились от уха собеседницы и осторожно коснулись края бокала. Маслянистое белое вино потекло медленно по вогнутой стеклянной стенке в сторону раскрытого алого рта. Лукавый женский взгляд, словно нежная шёлковая петля, обхватил шею Директора.