– Он убежал. Я и не рассчитывала, что он останется.
– Вот как.
– Судя по твоему виду, вы отлично провели время, – сказала Мардж с легкой завистью.
– Так оно и было. – Том улыбнулся. – Хочешь выпить?
– Нет, спасибо. Ну и долго ли Дикки пробудет в Риме?
– Как тебе сказать… – Том нахмурил брови, словно бы в раздумье. – Честно говоря, не знаю. Он говорил, что хочет посмотреть там довольно много выставок. По-моему, просто рад переменить обстановку. – Том налил себе порцию джипа, добавил газированной воды и кусочек лимона. – Скорее всего, вернется через неделю. Кстати. – Том полез в чемодан и достал коробку с одеколоном. Бумагу, в которую покупку завернули в лавке, пришлось сиять, потому что она была испачкана кровью. – Твой “Страдивари”. Мы купили его в Сан-Ремо.
– Ой, спасибо… большое спасибо. – Мардж, улыбаясь, взяла коробку и стала открывать ее осторожно, с мечтательным видом.
Не находя себе места, Том слонялся по террасе с рюмкой в руке, не возобновляя разговора, и с нетерпением ждал, когда Мардж наконец уйдет.
Первой заговорила она:
– Ну а ты как долго пробудешь?
– Где?
– Здесь.
– Только переночую. А завтра поеду в Рим. Скорее всего во второй половине дня, – добавил Том, ведь почту он, вероятно, сможет получить только после двух.
– Наверное, мы больше не увидимся, если, конечно, ты не придешь на пляж, – сказала Мардж, с усилием изображая дружелюбие. – На случай, если не увидимся, я уже сейчас пожелаю тебе всего наилучшего. И передай Дикки, пусть напишет мне открытку. В какой гостинице он остановился?
– М-м-м… ну как же, черт побери, она называется? Ну знаешь, эта, поблизости от площади Испании…
– “Англия”.
– Точно. Но он, кажется, говорил, что почту собирается получать до востребования в Американском агентстве. – Вряд ли она будет пытаться позвонить Дикки по телефону, подумал Том. А на случаи, если захочет написать, он завтра зайдет в эту гостиницу за письмом. – Я, наверно, завтра утром приду-таки на пляж.
– Ну вот и отлично. Спасибо за одеколон.
– Не за что.
Она спустилась по дорожке до ворот. Ушла.
Том схватил чемодан и ринулся вверх по лестнице в спальню Дикки. Выдвинул верхний ящик комода: письма, две записные книжки с адресами, два блокнота, цепочка от часов, несколько разрозненных ключей, страховой полис. Один за другим он выдвигал ящики и оставлял их открытыми. Рубашки, шорты, сложенные свитера, непарные носки. В углу комнаты неряшливая гора папок и блоков бумаги для рисования. Работа предстояла немалая. Том разделся догола, побежал вниз и встал под холодный душ. Потом надел старые белые парусиновые брюки Дикки, висевшие на гвозде в гардеробе.
Том начал с верхнего ящика по двум причинам: во-первых, важно просмотреть недавно полученные письма – а вдруг из них выяснится что-либо требующее срочных мер; во-вторых, если Мардж вздумает прийти еще раз сегодня вечером, она еще не застанет в доме полного разгрома. Но уже сегодня вечером, подумал Том, он начнет хотя бы упаковывать в самый большой чемодан Дикки его лучшие шмотки.
В полночь Том все еще был на ногах. Чемоданы Дикки были уже уложены, и теперь Том пытался оценить, сколько стоит мебель и другие домашние принадлежности, решал, что из вещей он откажет Мардж и как сбыть с рук остальное. Пусть Мардж берет себе чертов холодильник. Ей это наверняка будет приятно. Массивный, покрытый резьбой сундук, где Дикки держал постельное белье, вероятно, стоит несколько сот долларов. Дикки говорил, что он шестнадцатого века. Высокое Возрождение. Надо будет поговорить с синьором Пуччи, администратором гостиницы “Мирамаре”, и попросить его помочь продать дом и обстановку. И яхту тоже. Дикки говорил, что синьор Пуччи оказывает посреднические услуги.
Том хочет сразу же забрать все пожитки Дикки в Рим, а чтобы Мардж не удивлялась, увидев, что он забирает такую кучу вещей на столь, по его словам, короткий срок, он разыграет, будто уже после их разговора узнал о решении Дикки вообще переселиться в Рим.
В соответствии с этим он на следующий день часа в три зашел на почту, получил письмо для Дикки от приятеля из Нью-Йорка и, хотя на имя Тома никакой почты не было, на обратном пути “читал” воображаемое письмо от Дикки. Воображение подсказывало ему точные слова, которые он в случае необходимости сможет процитировать Мардж. Он даже заставил себя почувствовать легкое удивление, как если бы и впрямь только что узнал о неожиданном решении Дикки.
Придя домой, начал укладывать лучшие картины и рисунки Дикки в большую картонную коробку, которую по дороге с почты взял в бакалейной лавке у Альдо. Работал спокойно и методично, с минуты на минуту ожидая прихода Мардж, но она появилась только в пятом часу.
– Ты еще не уехал? – спросила она, войдя в комнату Дикки.
– Нет. Я сегодня получил письмо от Дикки. Он решил переселиться в Рим. – Том разогнул спину и легкой улыбкой дал понять, что это и для него было полной неожиданностью. – Просил меня привезти все его вещи, сколько смогу дотащить.
– Переселиться в Рим? На какой срок?
– Не знаю. Уж во всяком случае, до весны. – Том снова стал упаковывать холсты.
– Он не приедет всю зиму? – Это был чуть ли не вопль отчаяния.
– Нет, не приедет. Пишет, что, может быть, даже продаст дом. Пишет, что еще не решил.
– Вот те на! Что же такое случилось?
Том пожал плечами:
– Ясно одно: собирается провести зиму в Риме. Пишет, что сообщит и тебе. Я думал, ты тоже сегодня получила письмо.
– Нет, не получила.
Оба помолчали. Том продолжал паковать холсты. Только сейчас он вспомнил, что и не начинал собирать свои собственные вещи. Он даже не заходил в свою комнату.
– Но в Кортино-то он все-таки поедет? – спросила Мардж.
– Нет, не поедет. Упомянул, что напишет Фредди и откажется. А ты чтобы ехала без него. – Том наблюдал за ней. – Да, чуть не забыл: Дикки пишет, чтобы ты взяла себе холодильник. Найми кого-нибудь его перетащить.
Мардж совсем не обрадовалась подарку, лицо ее оставалось таким же потерянным. Том знал: она сейчас ломает голову над тем, будет ли он, Том, жить в Риме вместе с Дикки, и, судя по его веселому настроению, очевидно, считает, что будет. Том прямо-таки видел, как вопрос вертится у нее на копчике языка. Он видел Мардж насквозь, как ребенка. Наконец она спросила:
– Ты будешь жить вместе с ним в Риме?
– Может быть, поживу какое-то время. Помогу ему обустроиться. В этом месяце хочу съездить в Париж, а где-то в середине декабря вернусь в Штаты.
Вид у Мардж был удрученный. Наверное, она представила ожидающие ее педели одиночества, даже если Дикки будет ненадолго приезжать к ней в гости в Монджибелло. Некому слова сказать воскресным утром, одинокий ужин в четырех стенах…
– А где он собирается встречать Рождество? Здесь или в Риме, как ты думаешь?
Том ответил с оттенком раздражения:
– Вряд ли здесь. По-моему, он хочет, чтобы его оставили в покое.
После этого удара она обиженно умолкла. То ли еще будет, когда она получит письмо, которое Том собирается написать ей из Рима! Доброе, ласковое письмо. Ведь Дикки был с ней добр и ласков. Но сомнений в том, что Дикки больше никогда не захочет ее видеть, после него не останется.
Через несколько минут Мардж встала и попрощалась, вид у нее был отсутствующий. Возможно, сегодня же попытается связаться с Дикки по телефону. Или даже поедет в Рим. Ну и что? Разве не мог Дикки переехать в другую гостиницу? Гостиниц в Риме навалом, она проищет его не один день. А если не найдет ни по телефону, ни лично, подумает, что он уехал в Париж или куда-нибудь еще вместе с Томом Рипли.
Том проглядел неаполитанские газеты в поисках заметки о том, что в окрестностях Сан-Ремо найдена затопленная лодка. Заголовок должен быть примерно такой: “Barca affondata vicino San-Remo” [16]. И наверное, поднимется большой шум из-за пятен крови, если они еще остались в лодке. Итальянские газеты с мелодраматическими штампами любят раздувать такие вещи. “Ужасная находка. Джорджо ди Стефани, молодой рыбак из Сан-Ремо, вчера в три часа пополудни обнаружил в двух метрах от берега маленькую моторную лодочку, внутри залитую кровью…” Но ничего подобного в газетах Том не нашел. Вчера в газетах тоже ничего не было. Пройдет не один месяц, пока эту лодку найдут. А может быть, не найдут никогда. А если и найдут, откуда узнают, что Дикки Гринлиф и Том Рипли вместе выехали на этой лодке? Они не назывались хозяину лодочной станции в Сан-Ремо. Итальянец всего лишь дал им оранжевый билетик, который Том сунул в карман, а потом нашел и уничтожил.