– Так, значит, вы Томас Рипли? – спросил капитан полиции, выказывая не больше интереса, чем если бы Том был вдруг нашедшейся пропавшей собакой. – Могу я взглянуть на ваш паспорт?
Том подал ему паспорт.
– Не знаю, из-за чего весь этот переполох. Но когда я прочитал в газетах, что меня считают пропавшим без вести… – Все это, в точности как он и предполагал, оказалось до смерти скучным. Полицейские с непроницаемыми лицами стояли вокруг и пялились на него. – Что вы теперь предпримете? – спросил он капитана.
– Позвоню в Рим, – невозмутимо ответил тот, снимая трубку.
Подождав несколько минут, пока освободится линия, капитан бесстрастно сообщил кому-то на другом конце провода, что этот американец, Томас Рипли, находится в Венеции. После нескольких отрывочных реплик полицейский сказал Тому:
– Они хотели бы повидать вас. Вы сможете сегодня выехать в Рим?
Том нахмурил брови:
– Я не собираюсь в Рим.
– Я скажу им, – коротко ответил полицейский и снова заговорил в трубку.
Теперь он договаривался, чтобы полицейские из Рима приехали сюда. Том еще раз оцепил привилегированность положения американского гражданина.
– В какой гостинице вы остановились?
– В “Констанце”.
Полицейский передал эту информацию в Рим. Потом повесил трубку и сообщил Тому, что его коллега из Рима прибудет в Венецию поговорить с ним сегодня вечером после восьми.
– Спасибо, – сказал Том, поворачиваясь спиной к унылой фигуре полицейского, заполнявшего какой-то бланк. Весь этот маленький спектакль был нестерпимо скучен.
Остаток дня Том провел в своей комнате, спокойно размышляя, читая и внося дальнейшие мелкие изменения в свою внешность. Вполне возможно, что к нему пришлют того же самого полицейского, который говорил с ним в Риме, лейтенанта Ровассини, или как бишь там его. Том подкрасил брови свинцовым карандашом. Целый день валялся в своем коричневом твидовом костюме и даже оторвал пуговицу от пиджака. Дикки был аккуратистом, а Том, в противоположность ему, будет демонстративно неряшливым. Он не стал есть ленч. Есть вообще-то и не хотелось, к тому же он худел, сбрасывая тот килограмм, который набрал, дабы войти в роль Дикки Гринлифа. Теперь он станет еще худее, чем когда-либо раньше был Том Рипли. В его собственном паспорте значился вес шестьдесят два килограмма. Дикки весил шестьдесят семь, а роста они были одного – метр восемьдесят семь.
В половине десятого вечера зазвонил телефон, и Тому сообщили, что лейтенант Роверини ждет его в вестибюле.
– Будьте добры, попросите его подняться.
Том подошел к креслу, в котором намеревался сидеть, разговаривая с Роверини, и отодвинул его подальше от круга, освещенного торшером. Комнате придал вид, будто последние несколько часов он читал и. вообще убивал время: горели торшер и маленькая настольная лампа, покрывало на кровати было смято, несколько книг лежали раскрытыми переплетом вверх, на письменном столе – начатое письмо к тете Дотти.
Лейтенант постучал в дверь.
Том неторопливо открыл.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер. Лейтенант Роверини из римской полиции.
На простодушном улыбающемся лице лейтенанта не выразилось ни удивления, ни подозрительности. Вслед за ним молча вошел другой полицейский, молодой, высокого роста. Вовсе не другой, понял вдруг Том, а тот же самый. Он сопровождал лейтенанта, когда Том впервые встретился с ним в своей квартире в Риме. Лейтенант сел в кресло, предложенное Томом, свет падал прямо на него.
– Вы приятель синьора Ричарда Гринлифа? – спросил он.
– Да.
Том опустился в другое кресло, сгорбился в нем, опираясь на подлокотники.
– Когда и где вы видели его в последний раз?
– Мы ненадолго встретились в Риме как раз перед тем, как он поехал на Сицилию.
– А получали ли вы от него известия, когда он был на Сицилии?
Лейтенант все записывал в блокнот, который достал из коричневого портфеля.
– Нет, не получал.
– Так-так, – сказал лейтенант. Он больше смотрел на свои бумаги, чем на Тома. Наконец поднял глаза, в них был дружеский интерес. – Когда были в Риме, вы не знали, что полиция хочет встретиться с вами?
– Нет, не знал. Не могу понять, почему говорят, будто я пропал без вести. – Том поправил очки и посмотрел полицейскому прямо в глаза.
– Объясню позднее. Когда вы были в Риме, синьор Гринлиф не сказал вам, что полиция хочет встретиться с вами?
– Нет.
– Странно, – спокойно заметил полицейский, делая очередную пометку. – Синьор Гринлиф знал, что мы хотим встретиться с вами. Синьор Гринлиф не очень склонен к сотрудничеству. – Он улыбнулся Тому.
Том сохранил на лице серьезное и внимательное выражение.
– Синьор Рипли, где вы были с конца ноября?
– Путешествовал. По большей части был на севере Италии. – Том нарочно говорил по-итальянски с видимым трудом, время от времени допуская ошибки и совсем в другом ритме, чем Дикки.
– Где именно? – Лейтенант приготовился записывать.
– Милан, Турин, Фаэица… Пиза…
– Мы наводили справки в гостиницах, например в Милане и Фаэнце. Вы что, всегда останавливались у знакомых?
– Нет. Я… частенько спал в машине. – Всем своим видом Том давал понять, что у него не так уж много денег и он из тех молодых людей, которым интереснее терпеть лишения и неудобства наедине с путеводителем и томиком Силоне или Данте, чем шиковать в роскошной гостинице. – Простите, не продлил визу, – добавил он с виноватым видом. – Я не знал, что это так важно. – На самом деле он знал, что туристы в Италии почти никогда не дают себе труда продлевать визу и живут в стране месяцами, хотя при въезде заявили, что приехали на две-три недели.
Слово “виза” он нарочно произнес неправильно, и лейтенант мягко, чуть ли не по-отечески, поправил его.
– Спасибо.
– Могу ли я взглянуть на ваш паспорт?
Том вынул паспорт из внутреннего кармана пиджака. Лейтенант тщательно изучал фотокарточку, а Том придавал своему лицу такое же выражение – тревожное, с приоткрытым ртом. На фотографии он без очков, по пробор в волосах был на том же самом месте и галстук завязан таким же свободным треугольным узлом. Лейтенант проглядел несколько штампов, лишь частично заполнявших две первые страницы паспорта.
– Вы находитесь в Италии со второго октября, за исключением короткой поездки во Францию вместе с синьором Гринлифом?
– Да.
Лейтенант улыбнулся – теперь это была любезная итальянская улыбка – и наклонился вперед, упершись руками в колени.
– Ну что ж, все это проясняет хотя бы один важный вопрос – загадку лодки из Сан-Ремо.
Том нахмурился:
– Не понимаю…
– Там нашли затопленную лодку и внутри обнаружили пятна, похожие на пятна крови. Естественно, поскольку вы, по нашим сведениям, пропали без вести непосредственно после поездки в Сап-Ремо… – он развел руками и рассмеялся, – мы сочли разумным спросить у синьора Гринлифа, что случилось с вами. Это мы и сделали. Ведь лодка пропала в тот самый день, когда вы вдвоем были в Сан-Ремо. – Он снова засмеялся.
Том сделал вид, что не понимает соли шутки.
– Но разве синьор Гринлиф не сказал, что после Сан-Ремо я поехал в Монджибелло? Я сделал для него… – он подыскивал слова, – несколько маленьких работ.
– Отлично! – сказал, улыбаясь, лейтенант Роверини, Он по-домашнему расстегнул медные пуговицы шинели и расчесал пальцем густые кудрявые усы. – А Фредерика Майлезе вы тоже знали? – спросил он.
Том невольно испустил вздох облегчения – кажется, вопрос о лодке был закрыт.
– Нет, только однажды видел его, когда он сошел с автобуса в Монджибелло. Больше я с ним никогда не встречался.