Ко всему прочему, он был просто огромного роста, по меньшей мере шесть футов четыре дюйма, или метр девяносто три. Том вдруг понял, что примеряет на Анри роль защитника Бель-Омбр в случае нападения. Просто смехотворно! Какого нападения? Кто эти неведомые злодеи?
Интересно, чем весь день занимается Дэвид Притчард? – подумал Том, возвращаясь в дом. Ездит ли он на самом деле в Фонтенбло каждое утро? И когда возвращается? И чем в одиночестве развлекает себя миниатюрная, похожая на эльфа Дженис, или как там ее зовут? Пишет пейзажи? Строчит романы?
Что, если он заглянет к ним по-соседски, с букетом георгинов или пионов (если, конечно, не раздобудет их номер телефона)? Стоило ему подумать об этом, как вся затея тут же потеряла свою привлекательность. «Странная парочка» наверняка окажется смертельно скучной. Шпионы? Он и сам мог бы быть шпионом, если бы захотел.
Нет, решил Том, не надо делать лишних движений. Лучше почитать что-нибудь о Марокко, Танжере, куда там еще хотела отправиться Элоиза, привести в порядок свои фотоаппараты, подготовить Бель-Омбр к двухнедельному отсутствию хозяев.
Том так и поступил. Купил в Фонтенбло пару темно-синих бермудов, пару рубашек из белого хлопка с рукавами до запястий, потому что ни он, ни Элоиза не любили рубашки с короткими рукавами. Сегодня Элоиза обедала у родителей в Шантильи, как обычно отправившись туда на «мерседесе». Том шутил, что по дороге она успевает заглянуть во все одежные лавки, намекая на случай, когда она вернулась с шестью огромными пакетами с логотипами различных магазинов. Том почти никогда не присутствовал на еженедельном обеде у Плиссонов. Обеды навевали на него скуку, к тому же он знал, что Жак, отец Элоизы, с трудом его выносит, подозревая, что дела, которыми занимается зять, весьма сомнительного свойства. Как будто бывает иначе, раздраженно думал Том. Разве сам Плиссон не пытался уйти от налогов? Элоиза однажды упомянула мимоходом (не то чтобы ее это сильно занимало), что у отца есть анонимный банковский счет в Люксембурге. Такой же счет был и у Тома; деньги на него поступали из «Дерватт лимитед», фирмы, которая занималась продажей художественных принадлежностей. Раньше бывали еще отчисления от продаж и перепродаж картин и рисунков Дерватта – но этот источник, разумеется, практически иссяк, после того как Бернард Тафтс, который создавал подделки под Дерватта почти пять лет, покончил с собой.
Так или иначе, кто из нас без греха?
А может, Жак Плиссон не доверял ему, потому что почти ничего о нем не знал? Однако надо отдать ему должное: он никогда (как, впрочем, и мать Элоизы Арлен) даже не намекал дочери, что пора бы обзавестись ребенком, чтобы они смогли понянчить внучат. Конечно, Том обсуждал с Элоизой этот деликатный вопрос. Она не хотела иметь детей. Не то чтобы была категорически против, просто не испытывала такого желания. Шли годы. Том не настаивал. Родителей, которые бы зашлись в восторге при получении благословенного известия, у него не было. Они утонули в Бостонской гавани, штат Массачусетс, когда Том был еще ребенком, и его приютила тетка Дотти, старая карга, которая тоже жила в Бостоне. Как бы то ни было, Том чувствовал, что Элоиза с ним счастлива или, по крайней мере, удовлетворена, иначе она засыпала бы его жалобами, а то и вовсе бросила. Характера ей было не занимать. Да и старый лысый Жак наверняка сознавал, что дочь неплохо пристроена: в Вильперсе у нее хороший дом и супруги Рипли считаются весьма респектабельной парой. Так что примерно раз в год Плиссоны приезжали к ним на ужин. Визиты одной Арлен случались немного чаще и доставляли всем гораздо больше удовольствия.
Несколько дней Том почти не вспоминал о «странной парочке», разве что мимоходом, как вдруг в субботу, в девять тридцать утра, им доставили квадратный конверт, адрес на котором был написан незнакомым почерком. Почерк Тому сразу не понравился: вычурные заглавные буквы, кружок вместо точки над буквой «i». Почерк человека тщеславного и недалекого, подумал Том. Так как письмо было адресовано мадам и месье, он без колебаний вскрыл конверт, не дожидаясь, пока Элоиза примет ванну и спустится вниз.
«Дорогие мистер и миссис Рипли,
мы были бы очень рады, если бы вы согласились пропустить с нами по стаканчику в субботу (завтра). Не могли бы вы подъехать к шести? Я понимаю, что приглашение довольно внезапное, и, если день вам не подходит, мы могли бы выбрать другую дату.