Как обычно, Том разговорился с Антуаном, хотя поклялся, что в этот раз не даст втянуть себя в разговор. У него с Антуаном, трудолюбивым архитектором с убеждениями правого толка, было мало общего, тогда как Элоиза и Аньес обладали женским даром бурно начинать разговор, как только встречались, и вести его — с любезным выражением на лице — целый вечер, если нужно.
Однако на этот раз Антуан заговорил о Марокко, вместо того чтобы разглагольствовать о наплыве в Париж нефранцузов, требующих жилья.
— Ах да, отец возил меня туда, когда мне было шесть. Я никогда этого не забуду. Конечно, с тех пор я там бывал еще несколько раз. Это было очаровательно, волшебно. Только подумать, когда-то французы имели протекторат над Марокко, были дни, когда работала почта, телефон, когда улицы...
Том слушал. Антуан почти поэтически возмущался, когда описывал любовь своего отца к Танжеру и Касабланке.
— Конечно, страна — это народ, именно народ, — говорил Антуан. — Марокканцы теперь в буквальном смысле владеют своей страной — и все же, с точки зрения французов, они только испортили дело.
Ах да. Что на это ответить? Только вздохнуть. Том отважился переменить тему.
— Поговорим о другом. — Он взболтнул стакан с джином и тоником, и кусочки льда стукнули о стенки стакана. — Соседи у вас тихие? — Он кивнул в сторону дома Притчардов.
— Тихие? — Антуан оттопырил нижнюю губу. — Раз уж вы спрашиваете, — сказал он со смешком, — так вот, они дважды включали музыку на полную громкость. Поздно, около полуночи. И даже позже! Поп-музыку. — Он был удивлен и раздосадован тем, что кто-то в двенадцать ночи может включать поп-музыку. — Но, к счастью, не надолго. Примерно на полчаса.
Подозрительная продолжительность, подумал Том, и Антуан Грэ как раз такой человек, который может замерить такой феномен по часам.
— И здесь было слышно?
— О да. А ведь от них до нас почти полкилометра! Они действительно громко включили.
Том улыбнулся.
— А еще на что жалуетесь? Они еще не просили у вас попользоваться газонокосилкой?
— Non-n, — проворчал Антуан и сделал глоток кампари.
Том вовсе не собирался рассказывать о том, как Притчард фотографировал Бель-Омбр. Смутная подозрительность Антуана по отношению к Тому усилится, а Том этого ни в коем случае не хотел допустить. Весь городок в конце концов узнал, что полицейские, как французы, так и англичане, приезжали в Бель-Омбр, чтобы поговорить с Томом после исчезновения Мёрчисона. Полиция не наделала шума, не было никаких машин с сиренами, но в маленьком городке все обо всех знают, и Том не мог позволить себе еще что-нибудь подобное. Он предупредил Элоизу по дороге к Грэ, чтобы она не упоминала о том, что видела, как Притчард фотографировал их дом.
В дом вошли мальчик и девочка, вернувшись откуда-то с купанья, улыбающиеся, с мокрыми волосами и босыми ногами, но не шумные: Грэ этого не допустили бы. Эдуард с сестрой поздоровались и отправились на кухню, Аньес последовала за ними.
— У моего друга в Море есть бассейн, — пояснил Антуан. — Очень для нас удобно. У него тоже есть дети. Он подвозит наших до дома Я не возражаю. — Антуан одарил Тома редкой улыбкой, от этого его полное лицо покрылось складками.
— Когда вы вернетесь? — спросила Аньес. Вопрос предназначался Тому и Элоизе. Антуан куда-то вышел.
— Может быть, недели через три. Еще не знаем точно, — ответила Элоиза.
— А вот и я, — возвестил Антуан, спускаясь по винтовой лестнице и неся что-то в обеих руках. — Аньес, cherie, где маленькие стаканы? Вот хорошая карта, Том. Старая, но... ну, вы знаете. — По его тону можно было догадаться, что старая — значит, лучшая.
Это была очень старая автомобильная карта Марокко, сложенная в несколько раз и скрепленная прозрачным скотчем.
— Я буду обращаться с ней как можно осторожнее, — пообещал Том.
— Вам надо взять машину напрокат. Обязательно. И поездить по разным местам.
Затем Антуан обратился к своей гордости, голландскому джину в холодной керамической бутылке.
Том вспомнил, что у Антуана наверху, в студии, есть маленький холодильник.
Антуан налил и раздал всем маленькие стаканы, женщинам в первую очередь.
— О-о-о! — воскликнула Элоиза из вежливости, хотя и не любила джин.
— Ваше здоровье! — сказал он, когда они все подняли бокалы. — Приятного путешествия и удачного возвращения!
Они выпили.
Том должен был признать, голландский джин оказался на удивление мягким, но Антуан вел себя так, будто сам сделал этот напиток, и Том никогда не знал заранее, предложит ли он еще по глотку. Том понял, что Притчарды еще не пытались познакомиться с Грэ, возможно, потому, что не знали, что Рипли дружили с Грэ. А что с этим домом между Грэ и Притчардами? Он пустовал уже много лет, насколько помнилось Тому, может, выставлен на продажу; ну да это не важно, подумал Том.
Том и Элоиза собрались уходить. Они пообещали прислать открытку, и Антуан тут же заявил, что почта в Марокко отвратительная. Том вспомнил о посылке Ривза.
Как только они пришли домой, зазвонил телефон.
— Я жду звонка, дорогая, так что... — Том снял трубку в холле, приготовившись подняться в свою комнату, если это Джефф и разговор станет трудным.
— Дорогой, я хочу йогурта, мне не понравился этот джин, — сказала Элоиза и отправилась на кухню.
— Том, это Эд, — раздался голос Эда Банбери. — Я дозвонился до Цинтии. Мы с Джеффом вдвоем взялись за дело. Я не смог назначить встречу, но узнал кое-что.
— Да?
— Кажется, Цинтия была не так давно на вечеринке для журналистов, это большое сборище, куда может прийти кто угодно — и похоже, что Притчарды тоже там были.
— Одну минуту, Эд. Думаю, мне надо пройти к другому телефону. Не вешай трубку. — Том взбежал наверх, снял в своей комнате трубку и снова побежал вниз, чтобы положить трубку на аппарате в холле. Элоиза, не обращая на него внимания, включила телевизор в гостиной. Но Том не хотел называть имя Цинтии в ее присутствии, иначе она вспомнит, что Цинтия была невестой Бернарда Тафтса, сумасшедшего, как называла его Элоиза. Бернард напугал Элоизу, когда она встретила его здесь, в Бель-Омбр. — Это я, — сказал Том. — Ты говорил с Цинтией?
— По телефону. Сегодня днем. На вечеринке к ней подошел один человек, ее знакомый, и сказал, что какой-то американец спрашивает у него, не знает ли он Тома Рипли. Совершенно неожиданно. Так вот, этот человек...
— Тоже американец?
— Я не знаю. В общем, Цинтия сказала своему другу — этому человеку — посоветовать американцу проследить связь Рипли с Мёрчисоном. Вот так все и всплыло.
Том нашел все это в высшей степени неопределенным.
— Ты не знаешь имени посредника? Друга Цинтии, который говорил с Притчардом?
— Цинтия не упоминала, а я не хотел... давить на нее. Во-первых, какой у меня был повод ей звонить? Что какой-то тип из Америки знает ее имя? Я не говорил ей, что ты мне это сказал. Просто взять и позвонить! Мне пришлось все так и представить. Я думаю, что мы кое-что узнали, а это уже хорошо.
Да, верно, подумал Том.
— Но Цинтия не встречалась с Притчардом? В тот вечер?
— Вроде бы нет.
— Посредник, наверное, сказал Притчарду: «Я спрошу у моей подруги Цинтии Граднор о Рипли». Притчард произнес ее имя правильно, а это не очень распространенное имя. — Может быть, Цинтия имела неосторожность через своего приятеля передать визитку, подумал Том, полагая, что это, возможно, навлечет на Тома Рипли кару Господню, если это вообще возможно.
— Том, ты здесь?
— Да. От Цинтии нельзя ожидать ничего хорошего, друг мой. Да и от Притчарда тоже. Он просто чокнутый.
— Чокнутый?
— Ну, с головой у него не в порядке, не спрашивай меня почему. — Том глубоко вздохнул. — Эд, спасибо тебе за беспокойство. Поблагодари Джеффа тоже.