— А чего именно хотел Ван Ковенховен? — спросил Мэтью.
— Это потребовало времени, но следующая улица, проложенная нашим дорогим мэром Френчем, будет носить имя Ван Ковенховена. Она уже есть на карте города.
Грейтхауз фыркнул:
— Ах ты ж твою…
— Сэр! — оборвала его Берри. — Не говорите таких слов!
Грейтхауз сердито посмотрел на Берри, но прилив чувств у него миновал, и он так энергично принялся чесать себе шею, что Мэтью испугался, как бы кровь не пошла.
— Как я понимаю, на этом дело завершено, — сказал Мэтью, бросив взгляд на Зеда. Раб укладывал в ящик инструменты своего хозяина, сослужившие последнюю службу многим достойным усопшим Нью-Йорка, равно как и самым отверженным его жителям. Стыд и позор, что человеку со способностями Зеда придется до конца дней таскать бревна и бочки смолы, но тут ничего не поделаешь.
— Постойте! — вступил в разговор Грейтхауз, будто прочитав мысли Мэтью. — О какой сумме идет речь? Если выкупать его у Ван Ковенховена?
— Зед был продан на аукционе за тридцать два фунта и шесть шиллингов. Это больше половины моего годового жалованья. Кроме того, зная Ван Ковенховена, я уверен, что он захочет получить прибыль — если его удастся склонить к продаже.
Грейтхауз все никак не мог прийти в себя.
— Тридцать два фунта? Невероятные деньги!
— Как я уже упомянул, я был не единственным, кто предлагал цену, и Ван Ковенховен тоже. Когда вступили в дело такие люди, как Корнелий Рамбаутс и Джон Аддисон, это уже перешло на уровень личного соперничества.
Мэтью размышлял, что бы он мог сделать, имея тридцать два фунта. Заплатить все долги, купить несколько новых костюмов и устроить себе в молочной очаг, потому что Мармадьюк явно не собирался делать этого до холодов. Плюс еще осталось бы на несколько месяцев безбедной жизни и пива в «Галопе». Поразительно, как люди выбрасывают такие деньги.
— Я мог бы наскрести семь-восемь фунтов, — сказал Грейтхауз, морща лоб. — Ну, десять, но не больше.
— Ваши чувства и намерения делают вам честь, сэр, — ответил Мак-Кеггерс с легким поклоном. — Но были бы и другие расходы. Только в прошлом месяце Дэниэл Педжетт подавал прошение лорду Корнбери о вольной для своего раба Вулкана, чтобы тот мог открыть кузницу. Насколько я понимаю, лорд Корнбери потребовал и получил за свою подпись десять фунтов.
— Ах ты ж твою… — Грейтхауз запнулся, но Берри промолчала, и он закончил: — мать!
— Мне очень жаль, — сказал ему Мак-Кеггерс. — Но таково положение дел.
Грейтхауз что-то еще говорил, но Мэтью видел, что весь пар из него вышел. Очевидно, Кэтрин Герральд оставила деньги на содержание конторы, но такая сумма явно не рассматривалась. Мэтью это знал, и Грейтхауз это знал. И Мак-Кеггерс знал тоже.
Наконец Грейтхауз произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Наверное, мы пойдем. — И сделал еще последнюю попытку, потому что в его натуре было колотиться в каменные стены: — Как вы думаете, если бы Ван Ковенховен знал о талантах Зеда, он бы прислушался к голосу разума?
— Можно попробовать, — был ответ, — но скорее всего это только заставило бы его повысить цену.
— Да, понимаю. Что ж, спасибо вам.
Грейтхауз еще посмотрел, как работает Зед, потом резко повернулся к двери.
Мэтью уже готов был идти за ним, и тут Берри задала вопрос коронеру:
— Простите, но я хотела бы знать… Зед умеет писать или читать?
— Не по-английски, но, быть может, на своем родном языке. У него никогда не было повода читать или писать на той работе, что он для меня выполняет. Он только следует инструкциям, которые даются словами или жестами.
— Тогда, если позволите спросить, почему вы так уверены в его уме?
— По двум причинам, — ответил Мак-Кеггерс. — Первая — он выполняет инструкции совершенно точно. Вторая — его рисунки.
— Рисунки? — спросила Берри, и Грейтхауз, оглянувшись, застыл на пороге.
— Да. Вот некоторые. — Мак-Кеггерс подошел к дальней стене и снял с книжного шкафа несколько листов бумаги. — Не думаю, чтобы он был против, если я их покажу, — сказал он, хотя Зед повернулся на стуле и смотрел очень пристально, так что у Мэтью мурашки по коже побежали от страха: вдруг этот человек решит, что его рисунки не предназначены для чужих глаз?