― Заткнись! ― рявкнул Рассел. ― Ты подписал ей смертный приговор! Ты убил ее ради денег! Не смей, бл*ть, врать мне!
Стивен невнятно бормотал, оглядываясь вокруг и безнадежно ища выход. Он не мог придумать оправдания и не мог избежать своих действий. Скотт похлопал Рассела по плечу, пытаясь успокоить его осторожным прикосновением.
― Что ты хочешь сделать с ним? ― спросил он.
Рассел повернулся к Стивену спиной. Отступив от ямы, мстительный отец крикнул:
― Похорони его!
Скотт кивнул, затем повернулся к бетономешалке и крикнул:
― Выгружай на этого ублюдка, Винни!
Стивен задержал дыхание, напрягая всю свою силу, но бесполезно ― он не смог разорвать прочную веревку. Он подпрыгивал на земле, болтаясь, как рыба в воде. Пытался встать, но тяжелый цемент покрыл его голени. Парень смотрел, как к нему подбирается густая масса, и невнятно кричал, выпаливая буквы и неполные слова.
Скотт наблюдал, как цемент поглотил тело Стивена. Плотная масса сжимала его, еще сильнее ограничивая в движениях. Стивен начал кашлять и хрипеть, когда она стала попадать ему в рот. Через тридцать секунд цемент перестал рябить ― Стивен больше не двигался. Скотт покачал головой ― еще один идиот отправился кормить червей.
Скотт оглянулся через плечо и крикнул:
― Винни! Заполни, а затем разровняй это дерьмо! Я не хочу никаких трещин, хорошо?
Глава 10
Отражение
Грязные улицы омывались ярким светом луны и мерцающих звезд ― поглощались естественным, жемчужным сиянием ночи. Под щебетание сверчков завывал ветер, шелестели кусты, скрипели деревья. Ночные звуки успокаивали ― они были настолько сильным транквилизатором, что могли усыпить даже тех, кто страдал самой непоколебимой бессонницей. Ночь была умиротворяющая.
Рассел тащился вверх по деревянным ступеням крыльца, щелкая и лязгая ключами в кармане. Он подошел к зеленой двери, затем взглянул на скамейку, стоящую на крыльце, под окном гостиной. На секунду он вспомнил, как проводил время за утешением или воспитанием своей дочери, прямо на этом месте.
― В другой жизни... ― прошептал он, открывая дверь.
Парадная дверь открывала холл. Слева от него арка вела в гостиную, такая же справа ― на кухню. В коридоре было три двери: первая вела в ванную, вторая ― в комнату Кэрри и последняя дверь ― в главную спальню. Дом был простым, но хорошим.
Рассел закрыл за собой дверь и остановился в непоколебимой решительности. Даже учитывая активное поведение Кэрри, в доме обычно было тихо. Девушка проводила со Стивеном гораздо больше времени, чем ее отец. Однако дом казался куда более запущенным ― атмосфера была ужасной. Рассел протер глаза и зарыдал. Он не смог побороть желание плакать.
Шмыгая носом, он побрел на маленькую кухню. Его ботинки стучали по линолеуму при каждом неуверенном шаге. Он наклонился к шкафу, рядом с холодильником, а затем вытащил более, чем наполовину заполненную бутылку виски. Словно обезвоженный, Рассел сделал несколько больших глотков. Алкоголь мог открыть путь к возмездию, но так же служил еще и доступным обезболивающим. Осушая крепкий виски, как дешевое пиво, он рухнул на пол.
С полупустой бутылкой в руке и единственной слезой, бегущей по его правой щеке, Рассел шептал.
― Мне жаль... Мне так жаль...
Рассел рвал волосы на голове и плакал. Дни жестокости и мести сказались на нем. Он был свидетелем самоубийства и участвовал в умерщвлении молодого парня. Хоть прошлое Рассела и было пронизано насилием, недавние события стали последней каплей. Дикость ситуации вызывала у него головокружение и тошноту. Закусив нижнюю губу, Рассел с трудом поднялся на ноги. Тяжело дыша, он поставил стеклянную бутылку на столешницу.
― Они заслужили это... ― сквозь стиснутые зубы, заговорил Рассел. ― Они заслужили это... И даже большего... Их нельзя простить за то, что они сделали. Нет, я не могу проявить к ним то милосердие, которое они не проявили к моей дочке... не могу...
Рассел бил по шкафам, разбивая хлипкие дверцы своими яростными ударами. Он ломал каждый шкафчик, и когда одного было недостаточно, он переходил к другому. Расколотое дерево врезалось в его костяшки, распарывая перепонки между пальцами, но даже из-за обжигающей боли, Рассел не мог остановить ярость.
― Почему я не чувствую этого? ― спросил мужчина, со сморщенным лицом рассматривая свои окровавленные руки. ― Что, черт возьми, со мной не так, а? Я такой же, как и эти больные ублюдки? Что это такое, а?
Громко вздохнув, Рассел схватил бутылку с виски, а затем разбил ее о столешницу. Осколки рассыпались по ней и даже попали в раковину, а искушающий забвением алкоголь разлился по всему вокруг. С разбитой бутылкой в руке Рассел вышел в коридор и уставился на свое отражение в зеркале в гостиной, у арки.
Зеркало отразило мучительную картину. Несчастье в налитых кровью глазах было очевидным. Рассел не чувствовал физической боли, лишь эмоциональная агония эхом разносилась по его телу, как парализующий приступ, будто его схватили за хребет. Мужчина поднес разбитую бутылку к своей шее и посмотрел на нее блестящими глазами. Он заглядывал в свою покинутую душу, одновременно и умоляя о смерти, и прося остаться в живых ― суицидальная дилемма.
Рука Рассела бесконтрольно дрожала на его шее. Он не мог воткнуть стекло в горло. Он был слишком близок к решению загадки. Его ужасные поступки преследовали его, но смерть Кэрри мучала его сильнее всего на свете. Отец без семьи был просто одиноким человеком.
«Отцовства можно лишить, словно сорвав значок с жилета, ― подумал Рассел, ― я хочу вернуть его».
Рассел побрел в свою спальню ― последнюю дверь справа. Он упал на свою двуспальную кровать, медленно утопая в черных простынях. Подняв голову, он уставился на комод в противоположной части комнаты. Он был из твердых пород дерева и имел шесть ящиков, и прикрепленное к нему зеркало. Отдельно от него стояла рамка для фотографий, с изображением Кэрри.
На ней она была совсем юна, ей было около семи лет, и она светилась счастьем и радостью. Обычная фотография стало его последним, личным доказательством существования Кэрри, ведь его собственные воспоминания неизбежно исчезнут с годами, сотрутся, как карандаш на листе бумаги. Эти мысли, словно американские горки, бросали Рассела туда-сюда.
Невинный образ его дочери вновь разжег в нем яростное стремление к мести. Последнее, что напоминало ему о семье, оправдало его жестокие поступки. Он чувствовал решимость в каждой клетке своего тела. Рассел зашевелился в кровати, вытаскивая телефон из кармана. Он набрал номер Скотта, а затем поднес телефон к уху.