— Нет, — говорю я, подняв руку, чтобы его остановить. — Нет. Дело не в этом, Мак. Это не связано с обвинениями десятилетней давности, это касается жизни, которую ты вел после.
— Я не понимаю, — произносит Мак. — Элли, я не могу понять, что именно тебе не нравится из того, что я сделал со своей жизнью. Просто скажи, и я все исправлю. Что бы тебя ни беспокоило, я все исправлю.
— Ты все исправишь? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь сдержать горький смешок, но мне не удается. — Тебе не удастся все справить, Мак. Не удастся исправить, потому что дело не в тебе, а во мне.
— Элли, — снова произносит Мак, на этот раз сурово. — Я не понимаю.
— Знаю, — говорю я. — Знаю, что не понимаешь. Да и как ты можешь понять? Ты — мистер Совершенство. Тебя обвинили в чудовищном преступлении, и вместо того, чтобы скатиться вниз, ты взял свою жизнь под контроль. Ты отгородился от общества и начал кормить голодающих.
— Что же в этом плохого? — кричит он. Его терпение закончилось. — Какого хрена, это проблема? Я думал, что ты будешь гордиться мной. Думал, что ты будешь счастлива, что на самом деле я — хороший парень, а не тот ублюдок, которым ты меня представляла.
— Мак, я горжусь тобой. Это идеальный поворот, правда? Но у меня богатое воображение. Помнишь, все те иллюзии и воображаемые дети?!
— Элли, просто остановись. Я же говорил, что мне нравится эта часть тебя.
— Возможно, — говорю я. — Но я ее ненавижу.
— Что?
— Я ее ненавижу. И знаешь, что? Тебе стоит гордиться тем, что ты — мистер Совершенство. Ты на самом деле заслужил этот титул. Мак, а ты знаешь, в чем состоит мой самый большой вклад в общество? В покупке дизайнерской одежды в магазине, который торгует подержанными вещами и отдает выручку на благотворительность. Если только ты не назовешь важным делом — удовлетворение эго знаменитостей. Или то, что я притворяюсь такой умудренной жизнью женщиной, которая может помочь разобраться людям с их важными жизненными целями, — на этот раз я даже не пытаюсь скрыть хмыканья. — Я так жалко нелепа.
— Элли, — говорит Мак чуть мягче и кладет руки мне на плечи. — Это не соревнование. Мы с тобой разные. Я могу раздавать деньги налево и направо, потому что унаследовал огромное состояние.
Я вздыхаю и киваю головой, пялясь на свои туфли:
— Да, ты прав. Мы с тобой очень разные. Ты уже состоялся, а я даже еще не начала свой путь.
Я снова поворачиваюсь и иду к машине. Я не оборачиваюсь, но знаю, что Мак не следует за мной. Разблокирую двери, в надежде проскользнуть за руль и умчаться без дальнейших разговоров. Но Мак не дает мне сбежать просто так.
— Знаешь, что, Элли Хэтчер? Все это время я был прав.
Я смотрю на него, стоящего у парковки: руки вытянуты вдоль тела, спина прямая, голова высоко поднята.
— В чем? — кричу я в ответ, со всей силы открывая дверцу машины. — На счет меня?
Мак качает головой, слегка опустив плечи:
— Никогда не кажись слишком идеальным. Сорок шестой Закон верен. Людям не нравится совершенство, они больше предпочитают подделки.
— Ну, — говорю я, и последний грустный смешок слетает с моих губ, — тогда, вероятно этот закон предупреждает тебя о том, что нужно держаться подальше от меня, Маклин Каллистер. Потому что это я придумала фальшивый мир, помнишь? Я — еще один знак на твоей дороге жизни, говорящий, что тебе нужно двигаться дальше. Я — не то место куда ты направляешься. Я даже не достойна остановки.
Я сажусь в машину, завожу ее и уезжаю.
Он не понял ничего из того, что я пыталась сказать. Ничегошеньки. И я не могу его за это винить, ведь я сама не уверена в том, что хоть что-то понимаю. Знаю лишь, что все кажется… неправильным. Эта работа, моя книга, выдуманная жизнь, о которой я мечтала, чтобы заполнить пустоту в моем сердце.
Я проезжаю по красиво ухоженной дороге и добираюсь до своей квартиры. Еще одно напоминание того, как мало я нажила после окончания колледжа. Как мало достигла.
Мака обвинили в изнасиловании и убийстве, и он уехал, чтобы накормить мир и что-то изменить. Я же застряла на непыльной работенке в корпорации номер один в Америке по условиям труда, и закончила тем, что писала бредовые сообщения мужчине, который совсем не интересовался мною.
Так держать, Хэтчер. Твои родители гордились бы тобой.
От этой мысли я начинаю плакать. Сильно. Слезы катятся по моим щекам, и вместо того, чтобы заехать на свою парковку, я продолжаю путь, пока не оказываюсь у автострады. Сворачиваю на нее и еду на восток. Примерно через двадцать минут городской ландшафт сменяют растянувшиеся фермы и ранчо с лошадьми. Два часа спустя я выезжаю на пустынное двухполосное шоссе, ведущее на юг, пока дороги не становятся грунтовыми, а пастбища не сменяются кукурузными полями высотой по пояс.