Готы, гунны и свастика
Давно замечено, что истинная история творится в тишине, вдали от волнующихся толп. Иногда сугубо научная полемика специалистов оборачивается мировой катастрофой, а романтический и несбыточный проект мечтателя приводит к великому движению целых народов. В статье “Атлантида и Гиперборея”[6] в 1929 году французский эзотерик Рене Генон, учитель Гастона Жоржеля, как, впрочем, и всех современных традиционалистов, указал на неправомочность отождествления Гипербореи и Атлантиды, то есть северного и западного палеоконтинентов. Это замечание было адресовано немецкому археологу и историку религии Герману Вирту, который в своем фундаментальном труде “Происхождение человечества” часто употреблял выражение “северо-атлантический”, имея в виду как гиперборейскую, так и атлантическую традиции. Скорее всего, на это замечание никто из современников не обратил ни малейшего внимание из-за его узкой специализированности. На самом деле, в близком будущем это обернулось миллионами жертв, сожженными деревнями, разрушенными городами, раздавленной Германией и обескровленной Россией. Дело в том, что Герман Вирт стал в скором времени одним из ведущих идеологов и вдохновителей организации “Аненэрбе” (“Наследие предков”), которая во определенной степени предопределяла культурно-политические и мировоззренческие позиции Третьего Рейха. Отождествление Гипербореи с Атлантидой, Севера с Западом в трудах Вирта в конечном счете ориентировало в определенном направлении имперскую военную волю Германии, делало из англосаксов (атлантистов) потенциальных союзников, а из туранистов — противников. К этому был добавлен и сугубо расовый, “сериологический” подход, основанный на изучении различных групп крови, который давал сходыне результаты. Может показаться, что такая ориентация есть простое следствие нацистского расизма. Однако это не так. Расизм идеологов Аненэрбе, по меньшей мере, таких крупных и первостепенных, как Герман Вирт, был совершенно свободен от “пангерманистских” шовинистических предрассудков в отношении восточных наций. Сам Вирт подчеркивал универсальность арийской расы, ее сверх-национальность и возможность присутствия потомков ариев среди “небелых” народов, равно как и наличия значительного процента “небелых” типов среди формально “белого” населения. Кроме того, Вирт признавал и шумерско-тюркскую общность и протоарийскую основу тюркской традиции. Поэтому вопрос об отождествлении Севера и Гипербореи (что было для мифологизированного мировоззрения нацистов абсолютной ценностью) с Западом и Атлантидой имел ключевое значение и мог, в конечном счете, склонить весы конкретных геополитических решений в ту или иную сторону.
В истории был прецедент союза гото-гуннских племен, выступавших совместно как “варвары” туранического импульса против “атлантизированного” Рима. Любопытно, что англичане во время Второй мировой войны издевательски называли немцев “гуннами”. И невозможно отрицать, что в определенных аспектах Германия Гитлера действительно была антиатлантически ориентирована: война с Англией, Францией, Америкой; союз с Японией и т. д. Быть может, одна лишь теоретическая тонкость предопределила расположение сил во Второй Мировой войне — одна тонкость в оценке неолитических доисторических событий, о которых не осталось ровным счетом ничего, кроме двух-трех фантастических легенд и нескольких десятков костей, черепков и каменных топоров со свастикой или солнечным колесом Одина…
Черный Иран — Белый Иран
В евразийской доктрине есть еще один важный пункт: противопоставление Турана Ирану, северного степного кочевничества — южной равнинной оседлости, динамизма — статике, духа — культуре. Помимо чисто психологического параметра, точно отражающего специфику “степной души”, возможно это противопоставление является результатом разбуженных шоком революции глубинных геополитических архетипов имперского всетуранского подсознания евразийцев. Иран по отношению к кругу эволюции расположен в самой южной его точке. Поскольку Север как ориентация, связанная с Гипербореей, с полюсом, является духовным позитивом, то Юг, наоборот, наделяется негативным значением. Отсюда и мифологическое и актуальное противостояние этих сакрально-географических энергий и ориентаций.
С другой стороны, можно сопоставить круг эволюции Евразии с проекцией зодиакального пояса на земной шар, исходя из логики, разъясненной в предыдущей главе. Тогда иранская точка эволюционного круга будет соответствовать точке зимнего солнцестояния, то есть точке между “знаком” (но не созвездием!) Стрельца и “знаком” Козерога. Зимнее солнцестояние — это древнейший новый год (ариев, шумеров, тюрков и т. д.). Это временной и пространственный символ —“тайное место”, “место силы”, но одновременно и “место смерти”, “место могилы”. Здесь движение солнца останавливается, замирает или, по крайней мере, так происходит в Арктике, где солнце в этот период вообще не поднимается над горизонтом. Это — символическая страна мрака и ночи. И в согласии с этим символизмом древнейшие слои иранских захоронений действительно свидетельствуют о наличии в этих регионах “черной расы”, протодравидов негроидного типа. Лишь в железном и бронзовом веках в Иран пришли белые арии — носители северной традиции.
Однако “новогоднее” местонахождение Ирана на круге эволюции Евразии может иметь в себе и сугубо позитивный (с символической точки зрения) смысл. “Место смерти” в древнейших традициях священного года являлось одновременно и “местом воскресения”, “местом смены полюсов”, резкого изменения годового хода солнца — от спуска к подъему. Поэтому полноценная туранская геополитика не может игнорировать архетипическую миссию иранских “территорий” — тем более, что в символическом смысле Иран давно уже стал “белым”, откуда и его современное название: Иран — “страна ариев”— образ и подобие древнейшего арктического гиперборейского (арьяна вэджа) региона, и в каком-то смысле, образ и подобие центра Евразии. Эти соображения показывают границы разумного противопоставления Туран — Иран, за пределами которых необходимо, напротив, провидеть перспективу нового священного союза евразийского Севера с евразийским Югом.
Сомкнуться с Востоком
Среди евразийцев и их предшественников, таких, как барон Унгерн — Штернберг или доктор Бадмаев, возник проект не только теоретического возрождения туранского духа в пределах Российской Империи, но и план углубления контактов с Монголией, Японией, Маньчжурией и т. д. — идея “замыкания” России на Восток, противоположный Европе край континента. Подобные планы с необходимостью означали не только стратегический и геополитический союз, но и открытие Россией метафизического Востока — древнейших учений индуизма, синтоизма, даосизма, конфуцианства, буддизма, а это, в свою очередь, означало бы перевод русского сознания из атеистически-утилитарного, узкорационалистического и давно уже духовно “застойного” контекста цивилизации Европы в живой и целостный мир восточной традиции, одухотворение России сакральными энергиями.
Такой проект, однако, не означал ни в коей мере “дехристианизацию” России. Напротив, поворот от антитрадиционного Запада, чье христианство отошло в сферу чисто внешней религиозности и светского морализаторства, к реальной традиционности Востока, не может не привести к возрождению в России истинно христианского духа, той тотальной традиции, которая некогда предопределяла и ориентировала все слои жизни нации. В диалоге с традициями Востока Православие вынуждено будет обратиться к метафизическим истокам веры, углубиться в догматику и принципы религии, а значит, оживить и реставрировать то зерно интеллектуального и посвятительного содержания традиции, которое (начиная с никонианских реформ) постоянно подвергалось намеренной дискредитации антитрадиционными силами внутри самой Церкви — рационалистами, западниками, криптокатоликами, модернистами, протестантизирующими моралистами, наконец, сомнительными “консерваторами”, под видом традиционности и исконности защищающими продукты косности и духовной нерадивости предыдущих поколений, пустую скорлупу вместо истинного огня веры.