Он полетел на юг по компасу вдоль Нижнего Полуострова[7], пока не показался залив Сагино́. Он должен был пролететь над Бэй-Сити, а потом слегка изменил курс, чтобы пройти над городом Сагино, но ни того, ни другого города, похоже, не существовало. Он заметил несколько поселений — фермы, шахты, лесозаготовки. То есть люди внизу есть. Но лишь когда в поле зрения появилась река Детройт, он увидел что-то, что можно бы было назвать городом.
Детройт был городом. Почти настоящим. Но это не был Детройт, который Шепперд знал. Это был город, которого он никогда в жизни не видел.
Здесь было воздушное движение, большие, но непрочные на вид самолёты, которые он не мог опознать, летели преимущественно на юг; однако не было слышно ни разговоров диспетчеров, ни радиомаяков, лишь шипение в шлемофоне — что делало пребывание здесь опасным. Он заложил широкую дугу на малой высоте над городской окраиной, над длинными крытыми жестью зданиями, похожими на пакгаузы, жмущиеся к берегу реки. Тут были и здания повыше из какого-то тёмного камня, узкие улицы, запруженные транспортными средствами, которые он не узнавал, некоторые — запряжённые лошадьми. С высоты полёта Шепперда всё это казалось диорамой, музейной инсталляцией, чем-то ненастоящим. Ясно, как день, подумал он — не настоящим.
Он увидел достаточно, чтобы занервничать. Он полетел домой с солнцем на кончике крыла, пытаясь ни о чём не думать; всё это казалось слишком хрупким, чтобы выдержать вес мыслей. В течение всего долгого обратного пути он беспокоился о том, что в его расчётах ошибка или что Ту-Риверс за время его отсутствия исчез, и он будет вынужден садиться где придётся.
Но он хорошо знал эту местность даже без рукотворных ориентиров, так же хорошо, как знал свою жену Сару. Эта земля была его семьёй. Она не предаст его. И ещё до наступления ночи он снова оказался на спокойной глади озера Мерсед.
Он никому не рассказал о том, что видел, даже Саре. Она бы назвала его сумасшедшим, и это было бы невыносимо. Он подумал о том, чтобы рассказать кому-то из властей. Начальнику полиции? Мэру? Но даже если они ему поверят, чем эта информация им поможет? Ничем, решил он. Абсолютно ничем.
Он решил повторить путешествие, хотя бы лишь для того, чтобы убедить себя в реальности того, что он видел. В понедельник утром он дозаправился на причале и взлетел. Он проложил тот же самый курс на юг. Однако Ту-Риверс едва скрылся за зелёной линией горизонта, когда Шепперд повернул назад с бешено колотящимся сердцем и рубашкой, насквозь промокшей от пота.
Что-то его напугало. Что-то в сочетании дикого соснового леса и тёмного угловатого города отпугнуло его. Он не хотел больше этого видеть. Он и так уже видел слишком много.
В понедельник днём над городком Ту-Риверс пролетели три странного вида самолёта. Шум заставил жителей высыпать на улицу, где они, прикрыв глаза от солнца, уставились в безоблачное июньское небо. В целом самолёты выглядели привычно, но довольно старомодно — одномоторные, с пропеллерами, металлические листы обшивки блестят на солнце. Эмблем на крыльях с такого расстояния было не разобрать, но большинство пришло к выводу, что самолёты эти военные.
Кельвин Шепперд подумал, что они похожи на винтажные P-51 времён второй мировой войны, и удивился, что могло привлечь их сюда. Может быть, это его вина. Может быть, он появился на каком-нибудь радаре. Кто знает, какого уровня тревогу он мог поднять.
Но эта идея ему не понравилась, и, как большинство идей, что приходили ему в голову с прошлой субботы, Шепперд держал её при себе.
Он смотрел, как три странных самолёта делают ещё один круг, а потом улетают на юг, превращаясь в бледные точки на бледном горизонте.
Эвелин Вудвард потратила последние отложенные на хозяйство деньги на продукты и упаковку батареек для радиоприёмника. Батарейки были опасной роскошью — денег мало, и кто знает, когда банк откроется в следующий раз — но она всё ещё верила в радио. Это была линия жизни. В течение каждой долгой зимы хотя бы раз или два сосновый сук падал на электрические провода, и пока электрики боролись с погодой, дом становился холодным и тёмным. В такие времена Эвелин слушала радио. Об отключении электричества объявляли по WGST, перечисляя пострадавшие округа. Спокойствие диктора было заразительным. Слушая его, ты знал, что проблема временная; что люди над ней работают, чиня повреждения впотьмах на ветру.
Несмотря на то, что рассказали Декс и Говард Пул, вопреки тому, что кризис, никак не вязавшийся с отличной июньской погодой, явно затянулся, Эвелин всё ещё тешила себя надеждой, что радио оживёт. Пусть WGST и не работает, но была ведь та, другая станция, тот странный обрывок передачи, наверняка не такой зловещей, как представил её Декс.
Она заменила батарейки и вывернула громкость так, что всё кухня заполнилась треском статики, но голосов сквозь него не было слышно. Ничего, подумала она. Потом.
Радио было интимной вещью. Она выключала его, когда кто-то заходил на кухню, особенно Декс или Говард. Она боялась показаться глупой или наивной. Она и так считала себя глупой и наивной; посторонней помощи ей в этом не требовалось. Так или иначе, найти время наедине с собой оказалось нетрудно. Вечером, когда Декс и Говард собирались в гостиной, где Декс повесил старый штормовой фонарь, и разговаривали про то, что случилось — словно разговорами они могли придать этому смысл, словно могли похоронить его под массой слов. Эвелин тогда уходила на кухню и садилась в сгущающейся тьме перед приёмником: в воскресенье вечером, в понедельник вечером.
Самолёты прилетали в понедельник; это событие весьма её обрадовало. Декс, разумеется, придумал их визиту какое-то параноидальное объяснение. Для Эвелин же самолёты означали нечто совсем простое: проблема, в чём бы она ни заключалась, привлекла чьё-то внимание. Над ней работают; её решат.
В тот вечер радио снова заговорило. Когда Эвелин услышала голоса, слабые и прерываемые треском, она улыбнулась про себя. Декс ошибался. Скоро всё наладится.
Она сидела за кухонным столом, держа приёмник у уха; за пыльным окном угасал закат. Она прослушала пятнадцать минут радиопьесы (на этой станции были радиопьесы) о полицейских, которые были очень религиозны, или о священниках, которые работали полицейскими — она не разобралась. Актёры говорили с густым акцентом. Иногда акцент казался французским, иногда — британским; время от времени они использовали чудны́е слова. Должно быть, европейская пьеса, подумала Эвелин. Какой-нибудь авангард. Потом была реклама Смеленной на Каменных Жерновах Муки от Мюллера: «в нашем качестве не усомнится никто», исполненной похожим голосом. Затем сигналы точного времени и новости.
Согласно выпуску новостей, в Юкатанском проливе состоялось морское сражение, в котором все стороны понесли огромные потери. «Логос» получил повреждения и сумел добраться до Галвестона, однако испанский «Нарваэс» затонул со всей командой. Сухопутная кампания столкнулась с ожесточённым сопротивлением в холмах Куэрнаваки.
День Вознесения Господня, продолжал диктор, был отмечен фейерверками и народными гуляниями по всей стране от побережья до побережья. В Нью-Йоркской бухте праздник омрачила трагедия: огненное шоу случайно подожгло склад смолы и дёгтя на джерсийской стороне; в пожаре погибли три ночных сторожа.
Демонстрация пацифистов в Монманьи[8] была разогнана полицией. Хотя утверждалось, что это была студенческая демонстрация, прокторы заявили, что большинство арестованных оказались отступниками, членами профсоюзов или евреями.
Больше новостей в следующем часе, но сначала: не начинайте нового Вознесения без новой шляпы! Заказывайте в «Шляпной Роберж» и «Ярдгудс» — шляпы для любого бюджета!
7
Имеется в виду территория между озёрами Мичиган и Гурон, на которой расположена южная часть штата Мичиган.