– Нет! – крикнул ей вдогонку Дион, но было поздно. Девушка скрылась в кромешной тьме.
Принц багрейший остался совсем один, со своими тайными страхами. А страхи принца были слишком страшны. Он слышал голоса, голоса вокруг себя.
«Ты не достоин, быть принцем», – услышал он голос над самым ухом. – «Быть моим сыном».
Дион поджал губы. Это всего лишь страхи. А страхи надо покорять.
«Ты должен умереть, сдохнуть как собака».
– Это ты недостойный отец! – не сдержался принц и закричал в пустоту.
– Обернись, – скомандовал голос отца.
Дион обернулся и замер. Он находился в тронном зале. Отец сидел на троне из чистого обсидиана, и поблёскивал всеми оттенками черноты. По правую руку от трона стоял Дамион. Его чёрно-серебристые одеяния прекрасно сочетались с троном. По правую – Давион и Дисон. Дисон в своём не заменимом цилиндре с очками, а Давион, как всегда мрачный и молчаливый.
В зале было много сновцов, словно всё королевство Тёмных Сновидений съехалось в замок Тьмы. Все пришли посмотреть на его позорное изгнание. Нет. Снова пережить этот позор он не мог. Дион стоял перед троном маленький нашкодивший ребёнок, рядом с величественным правителем королевства Тёмных Сновидений, богом кошмаров Аламэдасом.
И больше всего ему было стыдно от того, что здесь была беременная Аэлита, жена Дамиона. Аэлита была на восьмом месяце беременности. Женщина эта была бледнокожая с длинными волнистыми цвета кофе волосами, и коричнево-зелёными глазами. Тонкая и миниатюрная, она казалось слишком хрупкой. Дунешь, и она разлетится на мельчайшие кристаллики. Не смотря на вражду между тёмными братьями, это никогда не отражалось на Аэлите. Может они ненавидели, и готовы были поотрывать головы друг другу, но Аэлиту они уважали. Она была единственным сновцом, к которому они так относились.
И Диону было больно и стыдно видеть жалостливые и сочувственные взгляды Аэлиты, даже больнее чем ненавидящие взгляды отца и братьев и всего зала.
– Хотел убить собственного отца, – отчётливо отчеканил Аламэдас. – И кто? Собственный сын! И, между прочим, не в первый раз. Почему ты не похож на остальных своих братьев отребье ты эдакое?
– Я не похож?! – взвился Дион. – Я-то на них как раз и похожу, багря их всех побери!
– Заткнись щенок! – заревел на весь зал король. – Я терпел твои жалкие выходки и вот чем ты отплатил своему отцу?
Дион вспомнил эти якобы прощения в виде биения плетью, связывания рук и ног под палящим солнцем, пчёл-мясоедов, муравьёв-мозгоедов…
– Хотел убить отца! – тем временем продолжал разглагольствовать Аламэдас. – Причём и корону испортил…
Дион вскинул голову. Волосы колыхались ярко-красным пятном.
– Вы этого заслужили! – выпалил он.
Отец резко встал со своего места. Медленно подошёл к младшему сыну, совсем вплотную, от чего тот внутренне съёжился. Что-что, а все четыре брата не только ненавидели отца, но и боялись его.
– Значит, заслужил, – прошипел бог кошмаров, в самое ухо принцу. – А заслужил ли я такого никчёмного, трусливого, поганого сынка как ты?
Дион до боли прикусил губу, дабы не ляпнуть что-то, не то.
– Ты ничтожество Дион. – заключил Аламэдас. – Всегда им был и всегда останешься. Мне стыдно за такого поганого ублюдка как ты, – он развернулся спиной к младшему сыну, подошёл и уселся на трон. – Дамион, Дисон, заберите это ничтожество в ущелье тайных кошмаров. Я изгоняю его на вечное умирание.
– Нет! – послышался испуганный лепет Аэлиты.
– Дамион! – угрожающе посмотрел на старшего сына Аламэдас.
Тот взглядом велел прислуге унести жену. Дион принял изгнания с достойной сдержанностью. Он не промолвил ни слова отрицания. Нет. Он не собирается ещё больше унижаться перед отцом.
Внезапно всё исчезло. Он был только что в тронном зале и вдруг опять оказался в черноте ущелья тайных кошмаров. Он слышал чей-то голос, до боли знакомый голос. Дион направился в сторону голоса и по мере приближения, голос преобразовывался в слова, а слова в тихое мелодичное пение. Он очутился в ночи. В ночи было озеро, состоящее из мириад звёзд. На камне, у берега, спиной к нему, сидела молодая женщина в белом простом платье, расчёсывала золотые длинные волосы и пела, печальным тоскливым голосом, пробирающим до самых костей, и заставляющий бесчувственное сердце принца багрейшего мучительно сжиматься.
– Боль – это то, что создаём мы сами. Боль – это то, что растёт рядом с нами…
Он слышал эту песню и не раз. Давно, лет пятнадцать-двадцать назад. В горле застрял ком, а в глазах предательски защипало. Дион судорожно вдохнул. И сделал шаг назад. Женщина оборвала песню и повернула голову, но принц не смог увидеть её лица.