Он вздохнул, подумав:
- И все же они очень хорошие женщины. И горы воспринимают также, как и я. И обе мне нравятся. Только вот их двое, а я один. Скажем, я на такое супружество соглашусь. А вот они? Не воспримут ли они даже намек на такие необычные семейные отношения как оскорбление? К тому же, у них могут быть и родственники. Вот те точно выскажут все, что думают о таком…
Олег еще раз вздохнул и полез в палатку…
Глава 5. Две версии инцидента с Оксаной.
Последующие трое суток слились в один непрерывный кошмар. Впрочем, начало нового дня не предвещало особых неприятностей, хотя утро встретило их моросящим дождем и довольно сильным холодным ветром с севера. Северному ветру Олег даже обрадовался: такой ветер притормозит половодье. Поначалу шли достаточно ходко, но спустя два часа моросящий дождь сменился ливнем с градом, пришлось пережидать, укрывшись тентом. Когда же стихия стихла, выяснилось, что сидевшая, как и он сам, сбоку, Катя умудрилась перекрутить тент, и внутренняя сторона его тоже намокла. Олег тихо выругался. Хорошо еще что дождь перестал, а ветер усилился. Олег объявил обед, и пока грели воду, тент почти просох. Быстро собрались и пошли дальше. Спустя часа полтора Олег заметил, что Катя прихрамывает.
- Ушибла ногу? – спросил он.
- Нет, натерла, - улыбнулась женщина.
- А ну, разувайся, - приказал Олег.
Увиденное лишило его дара речи: оказывается, Катя все это время шла не в толстых носках, а в тонких чулках. Точнее, в том, что от этих чулок осталось.
- Ты что, с ума сошла! – рявкнул он. - Живо снимай эту рвань. В толстых носках по горам ходят, в толстых носках. Одевай пока свои тапочки, пригодились. И ты тоже разувайся! – приказал он Соне.
Женщины беспрекословно подчинились. У Сони на ногах оказались тонкие, уже сильно драные гольфы.
«Сам хорош, - вдруг рассердился на себя Олег. – Надо было еще в Питере объяснить им, что должно брать с собой в поход!».
И непроизвольно покраснел, вспомнив, каким взглядом его одарила Света Гвоздичкина, когда пятнадцать лет назад он пытался ей и еще двум девушкам объяснять, какие по его, Олеговым, соображениям должны быть женские походные трусики и лифчики.
«Черт, неужели все-таки к этому причастна Настя? – зло подумал он. – Не понимает разве, что после такой выходки ей в Команде не быть? Стоп. А почему меня так зациклило на Насте? Ведь есть куда более реальная версия – Шура Долгина. Эта-то ничем не рискует. Более того, выигрывает, провоцируя конфликты куда как серьезнее. Она ведь не знает, не догадывается, что поход, считай, не состоялся, втроем мы в горах. Была бы здесь вся Команда, подумать страшно, чем бы обернулись злополучные чулки. А осенью, на традиционном слете, не одна Шура, а вся троица обвинила бы Команду в издевательствах. Такое может пробить стену доброжелательности: два года подряд конфликты. Но ведь все же кто-то из Команды привел их? Погоди, а если все проще? Шура была на весенней тусовке? Была. И наверное, привела с собой этих женщин. Те познакомились с кем-то из его Команды. Скорее всего, кто-то из массовочных девиц познакомил, эти всегда готовы оказать услугу таким, как Шура. Ну а дальше все понятно. И все равно надо разбираться, ибо нарушено основное правило: привел новичка в группу – отвечай за него».
- Ну что мне с вами делать, - вздохнул Олег и принялся ставить палатку.
Пока он обрабатывал и перевязывал Катину ногу, Соня решила вскипятить воду для чая. Снимая котелок с огня, она не удержала его и обварила бедро. Выскочивший на ее крик из палатки Олег только тяжко вздохнул и занялся лечением Сониного ожога. Покончив с перевязками, он напоил обеих страдалиц чаем, выдал из своих запасов по паре толстых носков и, велев обеим лежать и носа не казать из палатки, отправился на разведку. Вернулся он часа через два вполне довольный: ущелье вполне проходимо, самое его верховье сположено снежником, причем фирновым, по которому они без особых проблем выйдут завтра наверх. За снежником – неширокая каменная осыпь, плавно переходящая в курумник. Затем, судя по карте, метров через шестьсот-семьсот пологий спуск в ущелье ручья Бурный. После переправы подъем на водораздел между Бурным и Заячьим. Верхняя его часть – это почти плоский снежник, фирн. На нем и расположимся на ночлег. Из-под фирна берет начало безымянный приток Заячьего, а потому, даже если ляжет туча, проблем со спуском не будет. Пойдем, придерживаясь правого орографического берега этого ручья. Слева не пройти, там скалы. Да и нет смысла переправляться через Заячий ниже впадения притока. После переправы через Заячий ручей придется объявить первую дневку, как следует подлечить страдалиц, да и детально разобрать их ошибки. Сейчас же главное, чтобы у Кати и Сони к утру поджили ноги. Конечно, можно и здесь, но место нехорошее, площадка с небольшим, но наклоном. А главное, за Заячьим есть дрова. Можно будет не расходовать топливо…
...Соне не спалось. Вроде и устала сегодня, даже спала перед ужином. А вот после ужина забралась в спальник - и сон как рукой сняло, не может уснуть, хоть плачь. Вот уже и Олег влез в палатку, забрался в спальник и уснул, тихо посапывая. И Катя спит безмятежно. А ей, Соне, все не спится. И на левом боку пробовала, и на правом, на спину легла, на живот. Нет сна. Осторожно, чтобы не потревожить спящих, вылезла из палатки, прошлась немного, стараясь не отдаляться от лагеря. Присела на камень, пригорюнившись: и устала, и уснуть не может. Да и как-то тревожно на душе. Все ей чудится: горы пытаются предупредить ее, остеречь. А она вроде и слышит все, но понять ничего не может. И вдруг Соня почувствовала, что засыпает, что еще немного - и уснет она прямо здесь, на этом камне. Она вскочила, быстро юркнула в палатку, забралась в спальник и тут же провалилась в сон, тягучий, липкий...
...Олег проснулся среди ночи, вылез из палатки, огляделся. Плотный туман полз вверх по ущелью, видимости, почитай, никакой.
Если к утру туман не рассеется, придется стоять, - с удивившем его спокойствием подумал Олег. – Вот уж некстати. Выбраться бы на отрог, оглядеться. С другой стороны, у девчат подживут ноги.
Он закурил, все еще удивляясь безмятежности своего настроя. «С чего бы это? - подумал он, безуспешно пытаясь рассердиться на самого себя. – Никаких причин для благодушия нет. Вчерашний день, считай, был неудачным: и прошли мало, и кто знает, смогут ли женщины идти завтра. Низкая облачность закрывает хребты и вершины, не дает понять, как там с половодьем-то. А ты сидишь, дурашливо улыбаешься, словно не в горах с двумя новенькими, а на тусовке на Партизанской. Что с тобой творится, Олег?». Но серьезность не приходила, более того, охватывало его какое-то незнакомое дотоле чувство. Может, этот настрой принес сон. Да, конечно, сон. Дай бог вспомнить, что же ему приснилось…