— Лучше скажите это ему самому, — отозвался я и приказал нашему охраннику: — Гарри, тронулись!
— Тот согласно кивнул и отъехал от магазина.
Где мой чемодан? — встрепенулся Альберт Ромуальдович. — Давайте вернемся.
— Он в машине, успокоил я нашего врача, мне его передали работники магазина. Он лежит около каталки.
— Тогда все нормально, — кивнул врач, и в этот момент зазвонил мой телефон.
Я достал аппарат. Это был Артур.
— Вы еще не выехали? — гневно прохрипел он. — Сколько можно возиться?
— Мы уже едем, — торжествующе объявил я, скрывая довольную улыбку.
— Нашел реанимобиль или забрал у них машину «скорой помощи»? — поинтересовался Артур.
— Ни то и ни другое.
— Тогда какую машину ты взял? — не понял Абрамов.
— Сейчас я передам телефон нашему врачу, и он вам все объяснит. — Я передал телефон Альберту Ромуальдовичу. Тот взял аппарат.
— Ваш помощник просто гений! — восторженно заявил он. — Представляете, что он сделал? Купил новый микроавтобус, приказал вырезать из него все задние кресла и поместил туда нашу пациентку. Сейчас мы выезжаем из Орлеана. Думаю, уже через несколько минут я смогу привести ее в чувство. У нее не такое сложное положение, как мы думали. Ей сделали болеутоляющий укол, ввели антисептик, дали снотворное. Ничего необычного. Она сможет разговаривать уже через несколько минут.
— Хорошо, — обрадовался Артур, передайте аппарат Исмаилу. — Ты молодец, — похвалил он меня. — Я вообще в тебе никогда не сомневался. Ты ведь помнишь, я хотел взять тебя к себе, еще когда ты работал в НТВ-кино? И потом тоже хотел. Так что считай, что я тебя похвалил. И специальную премию ты получишь. У тебя сегодня был тяжелый день, Исмаил. Но надеюсь, всё закончится хорошо. Перезвоните мне, когда она придет в себя! Ты меня слышишь?
— Конечно. — Я с трудом удержался, чтобы не добавить иронически: «хозяин». Пусть считает себя хозяином жизни. Пусть считает, что он все может и ему все дозволено. Только вот он не знает, что рядом с ним все эти года был совсем другой человек. Я представил себе его рожу в момент, если бы он узнал об этом. От удовольствия даже тихо рассмеялся.
Между тем наша машина уже выехала из Орлеана, взяв курс на юго-восток, чтобы затем повернуть в сторону Испании…
В марте мы развелись с Ириной. Обошлись без лишних слов и почти без скандалов. Я оставил им трехкомнатную квартиру, а ее отец отдал мне свою однокомнатную рядом с Белорусским вокзалом. И мы посчитали, что так будет правильно. В конце концов, Ирина осталась с нашим сыном, а я мог поменять эту квартиру на двухкомнатную. Что и сделал через несколько месяцев. У меня ведь остался долларовый счет, а сразу после дефолта квартиры в Москве были еще не очень дорогие. Это сейчас в Москве цены взлетели так, словно вы покупаете дома в Лондоне или в Париже. А тогда цены были достаточно умеренными. И, продав свою однокомнатную квартиру у Белорусского вокзала, я к лету девяносто девятого переехал в двухкомнатную квартиру на Беговой, тоже почти в центре города.
К этому времени в России сменилось очередное правительство. Примакова президент невзлюбил с самого начала как кандидатуру, которую ему навязало оппозиционное большинством в парламенте. К тому же Примаков не скрывал своего отношения и к ряду олигархов, и к ближнему окружению Ельцина, считая, что они отрицательно влияют не только на самого президента, но и разворовывают страну. Примаков начал нелегкую борьбу, которая просто должна была завершиться его отставкой. К тому же парламент вновь поднял вопрос об импичменте президенту. И к маю месяцу Государственная дума сформулировала четыре пункта по обвинению Бориса Ельцина: за развал Советского Союза, за государственный переворот девяносто третьего года, за войну с Чечней и геноцид русского народа. Нужно было набрать квалифицированное большинство, которого у оппозиции не было. К тому же стало ясно, что Ельцин не уйдет даже после импичмента. Он к этому времени был уже неуправляем. Становилось понятно, что проблема преемника выходит на первый план. Счет правления первого президента России пошел на недели и месяцы. Но тяжелобольной лев был еще силен. Он отправил в отставку правительство Примакова, решив поручить формирование нового кабинета Сергею Степашину. Знаменитая фраза Ельцина «не так сели» стала лейтмотивом правления нового правительства.
Степашин был порядочным и честным человеком. Но работать ему просто не позволили. И дело даже не в том, что ему на пятки все время наступал его первый заместитель Аксененко. Дело было в самом Степашине. По многим параметрам он не устраивал прежде всего самого Ельцина в качестве преемника. Он не был достаточно жестким, сильным, волевым политиком, который смог бы гарантировать бывшему президенту относительно спокойную жизнь и отсутствие преследования со стороны многочисленных врагов.
К тому же седьмого августа началось вторжение вооруженных групп Басаева и Хаттаба в Дагестан. Стало понятно, что необходим новый лидер, более сильный и целеустремленный. И Ельцин интуитивно сделал выбор, остановившись на Владимире Путине, новом директоре ФСБ, который проявил себя достаточно волевым и жестким политиком.
Девятого августа Ельцин объявил Путина своим преемником и поручил ему сформировать правительство. И уже шестнадцатого августа кандидатура Путина была утверждена Государственной думой России. В стране традиционно уважают представителей спецслужб, а кроме того, многие помнили знаменитое письмо Путина, когда он уходил из мэрии Санкт-Петербурга со словами «лучше быть расстрелянным за верность, чем повешенным за предательство».
Уже тринадцатого августа в Дагестане началось контрнаступление российских войск. Но это была только прелюдия к основным событиям осени этого года. Тридцать первого августа прогремел взрыв на Манежной площади. По счастливой случайности погиб только один человек. Четвертого сентября раздался взрыв в Буйнакске. Был взорван дом, в котором жили семьи военнослужащих. Погибло шестьдесят четыре человека и более ста получили тяжелые ранения.
Девятого сентября произошел террористический акт в Москве на улице Гурьянова. Погибло около ста человек и более ста шестидесяти было ранено. Тринадцатого сентября новый террористический акт в столице на Каширском шоссе. Погибло сто двадцать четыре человека, среди которых много детей. Еще через три дня раздался взрыв в Волгодонске, где погибло восемнадцать человек и пострадало более трехсот.
Признаюсь, в эти дни мне впервые стало страшно жить в Москве. С одной стороны, не было никаких гарантий, что в подвале моего дома не закладывают взрывчатку и я могу не проснуться следующим утром. А с другой — ненависть москвичей к приезжим кавказцам достигла пика. Появился термин «лицо кавказской национальности». Среди обывателей укоренилось другое слово «чёрнозадые». И хотя я был гражданином России и, более того, офицером службы внешней разведки, меня несколько раз останавливали патрули, требуя предъявить документы.
Путин сразу проявил себя бескомпромисным политиком. Уже двадцать третьего сентября российская авиация стала бомбить основные базы боевиков, а тридцатого сентября началась и наземная операция. Масхадов объявил в Чечне военное Положение. В этой кутерьме, конечно, было жалко самого Масхадова. Честный офицер, верный своему долгу, стал заложником обстоятельств, оказавшись между российской армией и боевиками. Он так и не сумел стать самостоятельной политической фигурой и в итоге трагически погиб. Другой чеченский лидер Ахмад Кадыров — оказался более прагматичным и трезвым политиком. В решающий момент он осознал всю пагубность новой войны и сделал все, чтобы остановить кровопролитие в своей республике. Он тоже трагически погиб, однако сумел заложить основы мира в измученной Чечне.
Но самое поразительное событие произошло тридцать первого декабря, когда, выступая по телевидению, Борис Ельцин неожиданно объявил о своей отставке. Никто, из хорошо знавших президента России не мог поверить в такой его шаг. Инстинкт власти, казалось, был у него в крови. Этот политик отринул свою партию, не остановился перед развалом собственной страны, расстрелом парламента, убрал в решающий момент ближайших соратников, устроил чехарду со сменой кабинетов министров — и все во имя собственной власти. И вдруг собрался добровольно уйти со своего поста. Я полагаю, что этим своим запоминающимся политическом жестом он вошел в мировую историю. В истории России ни один правитель добровольно не покидал своего поста. А Ельцин сделал это тридцать первого декабря девяносто девятого года, передав управление государством своему преемнику. И хотя он сделал это во многом под давлением целого ряда внутренних и внешних обстоятельств, тем не менее его царский жест остался как один из самых запоминающихся эпизодов в политической жизни страны.