— Братья! И я ничего не могу сказать вам. Моё предвиденье безмолвствует, нет откровений светлых духов Адонаи[53]; нет разгадки в начертаниях таинственной Каббалы[54]. Кто этот Иисус? Тот ли, кого ожидает весь мир, или странное, неведомое нам порождение глубин иного Космоса?[55] Как узнать? Таинственны и велики дела его; но чудно и неожиданно учение, отдающее страшные тайны Древней Мудрости[56] на волю и изучение толпы. А ведь мы призваны хранить тайны этой Мудрости. Итак, кто он: величайший преступник в Космосе или, страшно сказать — Бог? И кем окажемся мы, противодействуя ему или помогая? Страшный час, братья, для нас, покинутых Адонаи, да будет благословенно Имя Его!! Пусть все силы вашей Мудрости будут напряжены, братья, ибо ясно, что недаром мы оставлены одни: этот вопрос должен быть решён только одною Мудростью Земли!
Тут встал мудрый халдей равви Израэль из Ниневии и сказал:
— Братья, мудр наш представитель в светском синедрионе Каиафа! Я вижу там, за занавесью, трёх представителей иных Святилищ Древней Мудрости. Он пригласил их сюда. Я одобряю его поступок, и хотя правила нашего Святилища Луны запрещают нам пользоваться чужой Мудростью, час слишком велик и грозен, чтобы не поступиться буквой. Я вижу знаки двух мудрецов, и только тёмен для меня знак третьего. Братья! Попросим их высказаться в этот грозный час: пусть чужая Мудрость подкрепит нашу!
Безмолвно кивками головы собрание выразило своё одобрение словам мудрого равви Израэля и поступку ещё мудрейшего Каиафы. Из-за занавеси выступили трое: то был я, Фалес Аргивянин, Великий Посвящённый Фиванского Святилища, носитель Маяка Вечности; Мудрый Фома, Посвящённый Треугольника и ученик Назорея, и третий — на нём не было знака, но весь он таинственно сиял голубоватым светом, а лицо его было скрыто от глаз посторонних белым покрывалом.
Первым выступил Фома. Мягким, тихим голосом он сказал:
— Сыны Мудрости Лунной! Я ничего не могу сказать, ибо мой треугольник сложен мною к ногам Того, Кто через день будет вознесён на кресте[57]. Братья по Мудрости земной! Я — ученик Назорея, и не мне говорить вам о Нём…
Безмолвно склонились головы Синедриона перед простыми словами Фомы. Скромно и тихо отошёл он в сторону. Его место занял я, Фалес Аргивянин.
— Нам, присутствующим, — о Премудрости Великого Отца и Сына Мудрости, Гераклита, — радоваться! — так начал я. — Маяк Вечности, горящий на челе моём, — Маяк, зажжённый Гермесом Трижды Величайшим, осветил мне бездны Космоса, и я, Фалес Аргивянин, Великий Посвящённый Фиванского Святилища, постиг Великую Загадку из Назарета!
Разом встали все двенадцать халдеев, и с ними Фома, ученик Назорея, и тот, чей лик был сокрыт белым покрывалом, и низко поклонились мне.
— Привет Великой Мудрости Фиванского Святилища, — пронесся по залу тихий шёпот.
— Но, — продолжал я властно, — постигнутая мною загадка есть тайна, но не Тайна Земли, а Тайна Космоса и Хаоса. А вы знаете, что такие Истины не могут быть передаваемы, а должны быть постигаемы[58]. И поэтому я молчу. Могу только сказать вам, что Холод Великого Предведения оледенил меня, и страшная загадка Космоса и Хаоса разрушила даже любовь мою к Великому Маяку Вечности, горящему на челе моём! Я сказал всё…
Поражённые и смущённые, вскочили со своих мест халдеи. Раздался снова резкий голос мудрого Даниила:
— Братья! Великие слова мы слышали сейчас, но они оледенили сердце моё. Что это за страшная тайна, которая охватила холодом могучее сердце Великого Посвящённого? Что это за страшная тайна, которая могла пресечь космическую любовь Великого Посвящённого к Знаку его Посвящения? Усугубьте осторожность, мудрые халдеи!
А на моём месте уже стоял таинственный третий. Белое покрывало было откинуто: на собравшихся глядели тёмные, глубокие, как бездна, глаза на смуглом, мудром, спокойном, как небо полудня Эллады, лице.
— Великий Арраим! — прошептал Даниил и пал ниц перед Царём и Посвящённым Чёрных. За ним последовали и остальные, даже Фома преклонил одно колено. Только я, Фалес Аргивянин, Великий Посвящённый Фив, потомок царственной династии Города Золотых Врат, остался неподвижным, ибо что было мне, носящему в сердце своём Холод Великого Познания, в величии Земли?
— Халдеи, — раздался металлический, спокойный, но могучий, как стихия, голос Арраима. — Выслушайте меня. Вы, оставленные ныне вашим покровителем только лицом к лицу со своей Мудростью, сами должны найти выход из положения. Великий Посвящённый Фиванского Святилища Фалес Аргивянин, познавший Истину, не может передать её вам, ибо Истина не передаваема, а познаваема. Вам нужно идти по средней дороге — дороге абсолютного предания решения воле Неизреченного. Не помогайте ничему и не противодействуйте ничему. Пусть свершается Воля Единого. На Иисуса Назарянина, если вы не познали его разгадки, смотрите как на человека. Уничтожьте все записи о Его Учении, жизни и делах. Ибо если всё это от Неизреченного, то Он, Единый, и позаботится о том, чтобы дело Его не угасло. А если это не от Него, то всё и угаснет, ибо вы сами знаете, что только доброе семя приносит плод добрый. Поэтому там, в глубине веков, вы и найдёте, может быть, разгадку тайны плотника из Назарета…
53
Адонаи (букв. Господь мой) — одно из обозначений Бога в иудаизме. С эпохи эллинизма применяется в устной речи вместо непроизносимого («неизреченного») имени Яхве (Йод-Хе-Вов-Хе).
54
Каббала (семитск. — предание) — первоначально эзотерическая доктрина и оккультная система древней Вавилонии, затем оккультное учение арабских и еврейских мистиков, эзотерическое течение в иудаизме, соединившее неоплатонический пантеизм с гностицизмом и иудейской традицией аллегорического толкования Библии. Как отмечает Е.П.Блаватская, кроме того, было создано прикладное ответвление, занимающееся еврейскими буквами как образами, подобными Звукам, Числам и Идеям.
55
Космос (греч.) — мир дифференцированной, стройно организованной материи в противоположность изначальному Хаосу.
56
Древняя Мудрость. — Речь идет об изначальной единой оккультной доктрине, полученной как откровение через Сынов Мудрости на заре человечества. Проблеме реконструкции этого знания посвящен основной труд Е.П.Блаватской «Тайная Доктрина».
57
«…через день будет вознесён на кресте…» — Примечательно, что речь в собрании идет не о судьбе Иисуса, которая изначально определена свыше (и Посвященные прозревают это), а о самой его фигуре и о судьбе его учения.
58
…такие Истины не могут быть передаваемы, а должны быть постигаемы. — Здесь подчеркивается одно из принципиальных положений эзотеризма о мистичности глубочайших истин, которые невербализуемы по своей природе и потому не могут словесно передаваться, а лишь мистически постигаются личными усилиями проникновения в мистерию бытия.