— Сказка, скажете тоже, — усмехнулся Арамис, — Тогда скорее не сказка, а былина… "Смелый богатырь князь Портос".
— Как вы сказали?
— Былина. Вроде ваших романсов о Сиде и Бернардо дель Карпио. Князь Портос. Итак, вы принимаете правила игры?
— Не обещаю, — подумав, сказал дон Энрике, — Как пойдет беседа, монсеньор. Но откуда вы так хорошо знаете поэзию разных стран?
— Интересовался в свое время, — усмехнулся Арамис, — Преврати мы Портоса в самурая, или, скорее, в сегуна, нам пришлось бы сочинять хокку. Но пока речь еще не идет о Стране Восходящего Солнца.
— И вы могли написать бы хокку, романс или былину?
— О нет, — покачал головой Арамис, — В юности я использовал жанры нашей французской лирики. А сейчас мог бы только спародировать. У меня уже не восторженный взгляд на мир, а насмешливый.
— Вы меня заинтриговали, господин Д'Эрбле! Я, увы, до пародий пока не дорос. Я скорее подражал известнейшим поэтам. Но это вздор, говорить стыдно…
Арамис слегка улыбнулся и, полуобняв дона Энрике, произнес:
— А скажите-ка начистоту, мой юный паладин: ВЫ РАЗЫГРАЛИ ПЕРЕДО МНОЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНУЮ СЦЕНУ?
Дон Энрике вопросительно взглянул на него.
— Я имею в виду: вы специально расплакались передо мной? Вас подучили рыцари?
— Как вы могли такое подумать, епископ! — возмущенно вскричал дон Энрике.
— Не горячитесь и сядьте. Скоро обед. Времени уже, можно считать, не остается.
— Да, — овладев собой, насмешливо сказал юный паладин, — В программу обучения Рыцаря Мальтийского Ордена входит, помимо знания навигации, фехтования, медицины, умение разрыдаться на аудиенции высокопоставленной персоны!
— Не думаю, — усмехнулся Арамис, — Что все без исключения ваши браться по Ордену способны на это. Поэтому я вам и предлагаю играть на моей стороне. Ну как, согласны? Я хочу отобрать у братьев-рыцарей добычу — вас!
— Я — иезуит? Да вы смеетесь надо мной! Монсеньор, это не для меня.
— У вас есть задатки.
— Иезуита? В программу обучения юных иезуитов это входит? Плакать по заказу?
— Значит, вы от души? Вы не притворялись? Нисколько?
— О да! Я не умею притворяться.
— Так уж и не умеете… Скажите еще, как наш Атос, что никогда не лжете.
— В важных вопросах — никогда. А по пустякам — часто. Но я разделяю ЛОЖЬ и маленькое, бытовое вранье. И то же насчет притворства.
— А если надо будет притвориться и пустить слезу в нужном деле, вы сможете?
— Перед кем?
— Перед кем угодно. От Людовика XIV до Папы Римского. От вашего магистра до турецкого султана.
— Или русского «тсаря». Господин Д'Эрбле, это смахивает на экзамен.
— Смахивают крошки со стола, дитя мое. Так как, сможете?
— Нет, конечно же, нет! И я очень хочу надеяться, что больше никогда не заплачу… — и добавил, — На людях, по крайней мере.
— Не зарекайтесь, рыцарь, вы еще так молоды… Вот я, пожалуй, уже не способен проливать слезы. А вы не хотите остаться с нами, здесь, на Бель-Иле? Подумайте еще раз над моим предложением. Кто вы в Мальтийском Ордене? Секретарь, посланец — вы сами ничего не решаете.
— Я повинуюсь приказам моих командиров.
— Ваши руководители не учитывают ваши индивидуальные особенности, дитя мое. Переходите ко мне — вы скорее добьетесь успеха. И не будете понапрасну рисковать своей жизнью в морских сражениях.
— Я не дал вам повода считать меня трусом! Да я только и мечтаю о сражениях! Я уверен, что на этот раз Санта-Крус возьмет меня с собой!
— В качестве кого, мальчик? До адъютанта вы еще не доросли, для пажа…
— Я — паж?! — с обидой вскричал дон Энрике, — Не настолько же я зеленый! Простите, монсеньор, что перебиваю вас, но иезуитами мне не по пути, какую бы быструю карьеру вы мне не сулили.
— А когда Генералом ордена будет мой предполагаемый преемник и начнет свои неизбежные реформы? — шутливо спросил Арамис.
— Тогда, — серьезно ответил дон Энрике, — И вернемся к этому разговору.
Глава 10. Последний довод рыцаря
— Я могу попросить вас забыть наш разговор? — спросил Арамис.
— Забыть? — переспросил дон Энрике, — Даже если бы я захотел, не забуду…
— …ни слова из нашей беседы, — улыбаясь, закончил Арамис, — Вы это хотели сказать, мой юный друг, не так ли? Дитя! Это вам только кажется… Самые остроумные разговоры, самые нежные беседы, самые горячие споры забываются со временем.
— Но что-то ведь остается от остроумных разговоров, нежных бесед, горячих споров? — возразил дон Энрике.
— Да, — сказал Арамис, — Самая суть. Дословно все помнить невозможно.
— А вы помните самую суть последних бесед с вашими лучшими друзьями? — спросил дон Энрике. Арамис вздохнул.
Д'Артаньян: "Какого черта вы так суетитесь?"[14]
Атос: "Прошу вас позаботиться о Портосе".
Арамис (Атосу): "Клянусь честью, что не позже чем через месяц между Францией и Испанией вспыхнет война".
А месяц уже на исходе!
— Конечно, помню, — сказал он.
— Так вот, монсеньор — я тоже тот, кто помнит. Есть вещи, которые забыть невозможно. Вы полагаете, я могу забыть слово, которое для французов — предмет гордости, а для меня — боль — РОКРУА.
— Мой отец был убит под Аррасом, — сказал Арамис, — В войне с испанцами. Но я никогда не испытывал ненависти к испанскому народу.
— Так же как и я, — сказал дон Энрике, — К вашим соотечественникам. Так что вы от меня хотите? Называть вашего Портоса герцогом? Пусть! Постараюсь. Оставим князей, эрлов, танов, эмиров, сегунов — всю эту экзотику и останемся европейцами. Сказочник из меня никакой!
— Сказочник, — задумчиво повторил Арамис, — Вы, вероятно, решили, что я вам тут сказки рассказывал?
— Кто вас знает! — по-мальчишески сказал дон Энрике, — Вы великий человек, в этом я не сомневаюсь. Но вы не раз назвали меня ребенком. Может, вы от безделья решили пошутить с заезжим кабальеро, а, монсеньор? Уж очень ваша идея… сказочная. Филипп Французский — будущий император Иерусалимский… Поверженные Османы… Укрощенный Людовик Четырнадцатый. Отмена инквизиции и обета безбрачия. Вы — на престоле Святого Петра… Рауль — будущий генерал иезуитов… Сказочник вы и есть.
— Думайте так, если вам угодно. Так даже лучше. Но поклянитесь, что, случись вам встретиться с моими друзьями, вы не передадите им нашу беседу.
Дон Энрике задумался. Арамис смотрел на него без улыбки, слегка сдвинув брови.
— Клянусь, монсеньор, — тихо сказал дон Энрике.
— Что же до сказок, — произнес Арамис, облегченно вздыхая, — То, положа руку на сердце, во время оно я действительно сочинял сказки.
Дон Энрике широко раскрыл глаза.
— И кому были адресованы ваши сказки? Господам Мушкетерам?
— Я всегда был склонен к мистификации, дон Энрике. Еще во времена Ришелье. Но сказки той эпохи были не настоящие.
— Понимаю, понимаю! Возлюбленный Мари Мишон морочил голову своим друзьям, verdad?[15]
— "Племянница богослова", — вздохнул Арамис.
— Это ваша сказка так называется — "Племянница боголова"?
— Это… sit venia verbo[16]…набросок сказки. Сказка не сочинилась.
— Но сказкам вашим, наверно, верил только Портос? В те годы?
— Портос и сейчас верит в мои сказки.
— Монсеньор, по законам жанра, в сказках должен быть хороший конец.
— Как получится, — вздохнул Арамис, — В эпоху Ришелье Д'Артаньян и Атос потешались над моими сказками. Д'Артаньян — потому что благодаря своей удачливости, хитрости, любопытству проник в самую суть придворных интриг. Атос — потому что видел меня насквозь и добродушно насмешничал. Не так, конечно, наивно, как Портос — одна ироническая улыбочка Атоса говорила о многом.