Старый раис в потрепанном джеллаба, мелкий местный хищник, охранял вход в пирамиду ожидая, пока ему перепадет бакшиш. Пара долларов в местной валюте сделала меня VIP-персоной, за пятьдесят долларов старик завернул бы пирамиду для меня в газету, если бы смог, и продал со всеми потрохами. Таково печальное состояние египетских древностей в наши дни. Никто не посмеет упрекнуть сторожа памятника за то, что он пользуется возможностями, вытекающими из ситуации: с оравой ртов — их надо накормить; с месячной зарплатой — в Англии на нее не купишь и обеда, они живут исключительно на подачки от туристов, предлагая им «привилегированный» доступ к памятникам. Это часто — если бакшиш достаточно велик — включает разрешение туристам потрогать иероглифы, воспользоваться камерой со вспышкой, позволение бродить внутри пирамиды в одиночку, где вздумается. Многие из них десятилетиями служат при пирамидах, ревностно охраняя выгодные территории вдоль главных туристических маршрутов; некоторые работают без зарплаты и даже платят за урожайные местечки. За многие годы они стали моими друзьями. Они научились любить памятники, которые сторожат, хотя и по разным причинам. Если бы им дать достойную зарплату, они отлично справлялись бы со своей работой.
Старый и усталый раис Ибрагим, которого я знаю многие годы, торговался с шумной группой японских туристов. Он широко улыбнулся мне и приветствовал раскрытой ладонью — салам. Я оказал ему обычную услугу, сказав улыбающимся японцам, как Ибрагиму случилось однажды стать «другом Говарда Картера» и что египтологи считают его лучшим гидом в этих местах. Затем я посоветовал им дать ему хороший бакшиш и попросил не причинять вреда древним текстам, когда они будут в пирамиде. Оставив дружно качающую головами группу, я мигнул возбужденному Ибрагиму и, согнув колени и склонив голову, медленно протиснулся в пирамиду.
Неловкое продвижение, скорее карабканье по спускающемуся, а затем по горизонтальному коридору привело меня в первую камеру, как и Маснеро век назад, где я смотрел на известняковые стены, покрытые высеченными в них текстами. Они столь хорошо сохранились, что с трудом верилось в их возраст — 4000 лет. На слабо освещенной стене имя «Осирис-Унас» было высечено десятки раз в виде ровного ряда. Выше было написано имя «Саху», древнеегипетское название Ориона; затем мое внимание привлек щипцовый потолок, покрытый звездами Тексты пирамид, из которых начертанное в пирамиде Унаса лучшее, не испорчены поколениями редакторов и писцов. Они представляют собой подлинные копии, высеченные. более 4000 лет назад. Именно эти тексты, самый древний памятник письменности в мире, противостояли мне сейчас.
Одна из проблем, связанная с изучением древних текстов, заключается в том, что назначенные «эксперты» часто не дают текстам говорить самим за себя. Они тратят бесчисленное число часов, изучая содержание, прочесывают материал частым гребнем, но в конечном итоге многие оказываются заинтересованными только в изучении текста с филологической точки зрения и в дискуссиях о нем. В процессе изучения заполняются пробелы, простые слова подменяются сложными, приводятся обьяснения (в тех местах, где они даны) в скобках, или на полях, или в виде сносок, что еще глубже погружает читателя в трясину академической клоунады. «Ловля блох» и поиск оговорок и технических ошибок в аргументах друг друга приводят скорее к дальнейшим недоразумениям, а не к просветлению и очень сильно отвлекают от сути дела.
И Тексты пирамид не избежали такой судьбы: поток ученых слов обрушился на них в виде философских и филологических аргументов. Теологические и этимологические дискуссии привели к тому, что их содержание стало казаться еще более таинственным, чем оно есть на самом деле. Десятилетие за десятилетием такого обращения довели тексты до статуса скучнейшего материала, который лучше оставить ученым и «экспертам». Таким образом, древнейшие тексты, составленные в ярких выражениях, которые свидетельствуют о глубокой вере в загробную жизнь, скрылись в научном тумане.