Тайра бросила на него удивленный взгляд и тут же вновь повернулась к окну, чтобы успеть рассмотреть незнакомку.
– Невысокая, не толстая – тулу обвивается свободно. В руках корзина с фруктами, на ногах плетеные сандалии.
– Еще.
– Она застыла у дверей лавочника, задумалась о чем-то. Вижу черную прядь волос.
– Еще.
Что еще?
– Молодая, судя по запястьям. На пальце кольцо – наверное, чья-то жена. Или хорошо устроившаяся кхари…
– Это все?
– Все? Да, все. А что еще?
Наверное, незрячему старику нет лучшего развлечения, нежели сидеть в кресле и слушать о том, во что одеты проходящие мимо его дома люди. Один все-таки. Она предлагала ему почитать, но Ким в ответ на подобное предложение каждый раз качал головой.
– Смотри внимательнее, Тайра.
Та вновь напрягла зрение и почувствовала укол раздражения – на что смотреть? Она описала все, что видела. Детально, подробно, даже красочно. Может, ему хочется узнать, красива ли девушка, но Тайре не видно лица – его скрывает платок.
– Что ты можешь добавить?
– Я… Ничего, Ким. Ничего.
Он сам просил называть его так и настоял на обращении на «ты». Поступился законами и условностями, отмел их, что называется, с порога.
– Вот именно, Тайра. Ты не видишь ничего. А все потому, что ты смотришь человеческими глазами и слушаешь человеческими ушами. А когда ты так делаешь, ты не увидишь большего, нежели то, что показывают тебе человеческие глаза и человеческие уши, а это, по большей части, скучная и бесполезная информация.
Несмотря на свои недолгие и достаточно убогие в плане опыта пятнадцать лет, Тайра была вынуждена согласиться.
– Да, бесполезная. Но чем тогда смотреть? Все смотрят глазами.
– Вот именно! И все видят то самое «ничего».
– Не понимаю, Ким… Чем же тогда я должна смотреть?
– Ты должна смотреть ощущениями.
Тайра втянула пропахший сухой лавандой воздух и медленно, чтобы не выдать раздражения, выдохнула его.
– Как можно смотреть ощущениями? – Она не понимала, о чем он говорит. Хотела, но не могла понять. – И что тогда можно увидеть?
– Что? – Старик в кресле улыбнулся. – Многое. Например, то, что эта женщина полна сомнений. Ей всего двадцать восемь лет, но большую их часть она прожила в страхе. Она не хочет идти домой, потому что там ее ждет…
Речь на мгновенье умолкла, будто Ким всматривался во что-то видимое ему одному, затем послышалась вновь:
– … ее ждет муж, который постоянно обвиняет Лейру в изменах.
– Лейру?
– Ее так зовут.
– Как?.. Откуда?..
– Она купила апельсины и несколько груш, верно? У нее остались деньги… В целом у нее небольшое скопленное состояние, состоящее из… хотя это не так важно – пусть копит дальше. После похода на базар у нее осталось с собой несколько медяков, на которые она раздумывает купить мясной пирог – считает, что это сможет утихомирить ярость мужа…
– Как ты узнал все это, Ким?
Тайра слушала, затаив дыхание, но старик и не думал ничего пояснять.
– Но скандал все же состоится. Сегодня вечером ее побьют, а завтра она примет важное решение – уйдет из дома. Ох, – он вдруг притих и разочарованно покачал головой. – Но ей бы лучше не уходить. Лейра доживет до тридцати одного года в том случае, если не решит принять еще несколько важных решений, но ее текущих сил на это не хватит. Значит, ей либо поможет что-то со стороны, либо тридцать первый год станет последним годом ее жизни.
Лейра. Двадцать восемь лет. Через три года смерть.
Пятнадцатилетняя Тайра стояла у окна оглушенная.
Кажется, она только что сделала важное открытие: мир шире, глубже и необъятнее, чем ей до этого момента казалось. Мир просто поразителен, если можно видеть такие вещи, если можно уметь так много. Но как? Как?
К креслу она поворачивалась, ни жива и ни мертва от волнения.
– Скажи, Ким, как ты это делаешь?
– Я смотрю на людей не глазами. Я смотрю на них ощущениями.
– А этому можно научить? Или же это дар – либо родился с ним, либо нет?
Слепые выцветшие глаза казались безмятежными: они смотрели туда, где, как выяснилось, хранились залежи недоступной другим информации.
– Дар есть у всех, Тайра. С ним рождается каждый. Но скажи, что будет с посаженными в почву семенами, если их не поливать? Пусть даже там тысяча семян?
– Они все засохнут.
– Верно. То же самое происходит с даром. Он есть у всех, да, оговорюсь: у каждого свой. Но он бесполезен, если его не развивать.
– А как развивать дар?
Тайра чувствовала – теперь она не покинет этот дом – не по своей воле. Лишь бы позволили остаться и слушать, впитывать и запоминать. Лишь бы позволили учиться.