При мысли о Лиз я вздрогнул, как от удара кнутом.
Великий Боже, ведь мне же ещё предстоит ей звонить…
Глава 7
Лиз прилетела поздним утром. Когда она вышла из зоны контроля Национального аэропорта, я сразу увидел, как пострадал от слёз её всегда безукоризненный внешний вид. После короткого объятия я взял Лиз за локоть, повернул налево и представил Кристиансену.
Кристиансен присутствовал в аэропорту из вежливости — или, как сформулировал Шоффлер, «чтобы помочь доставить миссис Каллахан домой».
Я пытался отказаться от этой идеи, однако Шоффлер переубедил меня, сказав, что копу в мундире будет легче провести нас через толпу репортёров.
— Парень в униформе шутить не станет. Более того, он может позволить себе нагрубить журналистской братии, и это будет выглядеть вполне нормально. Ведь он просто делает свою работу. Полицейская машина и мундир вам помогут.
— О! — выдохнула Лиз.
При виде полицейского её глаза округлились и в них промелькнул испуг. Я знал, что она думает. Супруга решила, что полицейский находится здесь, чтобы официально сообщить ей плохую новость. Хотя это мог сделать и я.
— Мэм… — пробормотал коп, склоняя голову в подобии лёгкого поклона.
Лиз напряглась, но, убедившись, что продолжения не последует, прильнула ко мне, уткнувшись лицом в плечо:
— О Алекс! Алекс.
Я обнимал её, пока нас обтекала толпа пассажиров. Мы просто стояли, и Лиз рыдала у меня на плече. Я не знал, что делать. Но жена вдруг отшатнулась, вытерла слёзы и направилась к месту получения багажа. Шагала она так быстро, что я почти бежал следом. Мы стояли рядом и наблюдали, как чемоданы вываливались из люка и начинали кружение на бесконечном конвейере.
Я открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же отказался от этой идеи. Что, в сущности, я мог изречь? Как прошёл полет? Прости, я потерял наших детей?
Телефонный разговор, в котором я сообщил ей о случившемся, был сущим кошмаром. Но то, что происходило сейчас, было гораздо хуже. Наше воссоединение произошло совсем не так, как я видел в своих мечтах. Я надеялся, что, когда мы встретимся, близнецы будут радостно скакать вокруг нас, а я смогу сказать: «Прошу тебя, возвращайся насовсем, я стал образцовым папой и вообще исправился». Но все, повторяю, произошло совсем не так. Моя любовь стояла в двенадцати дюймах от меня, окружённая защитным полем из горя и гнева. Надо сказать, что во время телефонного разговора, когда я с трудом пытался ей все поведать, Лиз держалась исключительно корректно. Она изо всех сил старалась убедить меня, что не видит в этом моей вины, я не должен казниться, она меня вовсе не осуждает и так далее и тому подобное.
Но всё это было неправдой. Как она могла меня не винить? Представить подобное было просто невозможно.
— Что с твоим лицом? — отстраненно спросила она. — Ты выглядишь…
— Поиски, — пояснил я, — в лесу.
— А вот и мой багаж, — натянуто произнесла Лиз и показала на зелёный чемодан. Жест получился механическим, словно моя супруга была не живым человеком, а заводной игрушкой.
Светло-зелёный, с кожаной отделкой чемодан был мне совершенно незнаком. При виде его я погрузился в ещё большую печаль. За время нашей разлуки Лиз приобрела не только чемодан. Она купила близнецам новые рюкзачки. Блузку, которая была на ней, и многое другое. Это обстоятельство, как мне казалось, говорило о том, что наши жизненные пути все больше расходятся. А стильный чемодан возвещал о другой реальности — о весёлой и шикарной жизни.
Она веселилась, вместо того чтобы быть здесь и делить со мной весь этот ужас.
— У него есть колёсики, — сказала Лиз, когда я, протолкавшись через толпу, подхватил чемодан с багажной карусели. Но я всё же понёс его в руках — чемодан хоть и был тяжёл, но по крайней мере (так же как и встреча самолёта) смягчал ощущение моей полной никчёмности.
К этому времени стало ясно, что несчастье набирает обороты и меня относит все дальше от центра событий. Я по меньшей мере раз шесть рассказал, как всё произошло, нашёл и передал для распространения самые последние фотографии близнецов. Кроме того, я позволил объявить об исчезновении в средствах массовой информации. Детально описал одежду мальчишек. Обзвонил соседей, чтобы узнать, не видели ли они этой ночью чего-нибудь около моего дома: машин, мальчиков, огней. (Жасмин Зигель призналась, что заснула перед ящиком во время передачи «Сопранос».) Я дал согласие на прослушивание телефона, запись разговоров, проверку содержимого компьютера и обыск дома.
Меня злило, что они до сих пор не удосужились осмотреть дом. Я не понимал, что им мешает это сделать, и не преминул поделиться своими соображениями с Шоффлером, перед тем как отправиться в аэропорт.
— Кевин был здесь, — сказал я детективу. — Он звонил с этого телефона. И прибыл сюда наверняка не один. А это означает, что здесь побывал и похититель. Вы должны обнюхать все это место.
Шоффлер посоветовал мне расслабиться. Для дальнейших действий, сказал он, надо получить разрешительные документы, и добавил, что колеса бюрократической машины вращаются медленно. Однако контакт с городскими властями уже установлен, утешил он меня напоследок.
Я сообщил номер своего сотового телефона так называемому специалисту по коммуникациям, направленному ко мне Шоффлером. Это была женщина по имени Натали. Мы вместе прошлись по списку, чтобы я мог назвать номера как входящих, так и исходящих соединений. Я идентифицировал все сообщения. Звонили Криста — моя помощница на студии, Лиз, Каз Картер (мы вместе возили детей в дневной лагерь) и Дейв Уайтстоун — мой продюсер. Одним словом, все свои. И так далее и тому подобное. Натали взяла мою «Нокиа» в качестве вещественного доказательства и выписала мне соответствующую квитанцию. Кроме того, она выдала мне так называемый клон — аппарат с тем же номером — на тот случай, если позвонят Кевин или Шон. Или кто-то иной, с требованием выкупа.
Я побеседовал также с милой женщиной по имени Шелли из «Центра борьбы с детской эксплуатацией и розыска исчезнувших детей». Она сканировала фотографии близнецов, чтобы её организация могла начать распечатку постеров по территории всей страны. Начальница Шелли должна была позвонить мне позже, чтобы обсудить иные возможности поиска и дать необходимые советы.
Теперь мне оставалось лишь стоять в стороне и не путаться под ногами. Чтобы найти Кевина и Шона, я был готов рыть землю, но оказалось, мне просто нечего делать.
По движущемуся тротуару мы добрались до парковки. Кристиансен, стоя за моей спиной, позвякивал в кармане ключами. Лиз шла впереди меня и делала всё возможное, чтобы подавить владевший ею ужас.
Когда Кристиансен свернул на Ордуэй, Лиз от изумления открыла рот. Кучка репортёров, начавших собираться ещё ранним утром, разрослась в огромную толпу. Два микроавтобуса связи расположились в проездах по обеим сторонам улицы, ещё один стоял рядом с домом Хокинсонов, полностью заблокировав их красный «эксплорер». По газонам и тротуарам змеились кабели осветительных приборов. Там же топтались люди с камерами и их ассистенты. Парочка одетых с иголочки типов, обеспечив себе открытое пространство, проверяла световое и звуковое оборудование, чтобы чуть позже выйти в прямой эфир. В дверях домов торчали соседи, изумляясь столь неожиданно возникшему в нашем квартале оживлению. Едва заметив полицейскую машину, репортёры срочно заняли исходные позиции.
— Вот дерьмо! — бросил Кристиансен и добавил: — Прошу прошения за свой французский, мэм.
Лиз издала тихий стон.
Меня охватил ужас. Мне казалось, что я наг и беззащитен. В сценах, подобных этой, я принимал участие десятки, если не сотни раз. Однако всегда выступал либо в роли репортёра на острой пресс-конференции, либо простого журналиста, ожидающего в толпе себе подобных появления какого-нибудь важного типа. Я прекрасно знал, что чем больше толпа газетной и телевизионной братии, тем менее она управляема. Пару лет назад я освещал дело снайпера, действовавшего в округе Колумбия, оказался в числе девяти сотен журналистов на пресс-конференции шефа полиции Роквилла и хорошо помню разыгравшиеся там дикие сцены.